Алексей Вязовский - Две столицы

Наконец мне доложили, что на площади все готово к суду. Я со вздохом снова напялил бронежилетку и проследовал к месту предстоящего действа. Никитин, помогая мне одеваться, доложил, что людей на площадь он пропускал только после обыска. Помимо оцепления, в самой толпе бдит пара сотен солдат в готовности пресекать покушения и подстрекательства.

На мощеной булыжником площади было полным — полно народу. Солнце уже заползло в зенит, жарило по — летнему.

По словам Никитина число собравшихся обывателей перевалило за пять тысяч. С одной стороны площади стоял свежесколоченный помост, застеленный ковром на котором стоял мой трон. Лезвия клинков, украшавших спинку, блестели на солнце. С противоположной стороны возвышался эшафот с большой виселицей. Народ, завидев меня зашумел, колыхнулся напирая на оцепление. Барабанщики и горнисты исполнили нечто торжественное. Я прошел и уселся на свое «рабочее место». Поерзал на троне — удобством он не отличался.

Снова протрубили трубы и прогремели барабаны. Почиталин выступил вперед и громко прокричал:

— Государь желает выслушать выборных от купеческого сословия.

К моему трону подошли трое купчин. Повалились на землю как давеча Савельев и стукнули землю лбами. Я сделал знак рукой и Почиталин скомандовал им подняться.

Четверть часа пришлось слушать их многословные и слезливые жалобы на разорение, которое Орлов учинил речной торговле. На отнятые суда и пограбленные грузы. На побои, учиненные самим купцам. И даже на смерть одного из них под пытками.

Вердикт мой был таков:

— Суда, что Орлов отнял у вас, стали моим трофеем. На них моя армия в Муром пришла. Но я возвращу их вам. Убытки ваши покрою освобождением от податей на три года. А обиды, что вам Орлов учинил, учту при суде над ним. Довольны?

Купцы опять повалились на землю, уже с благодарностями. Почиталин их быстренько поднял и выпроводил. Следующая депутация была от горожан. Тут жалобы были посерьезнее.

Я слушал длинное перечисление того, что разобрал и сжег полк Крылова, и посматривал на него самого. Тот стоял с невозмутимым видом никакой вины за собой не испытывая. Дескать «на войне как на войне».

Когда представитель города закончили свою слезницу, я выдал заранее обдуманное решение.

— Я всегда готов помочь своим добрым подданным в их печали. Дома обывателей будут отстроены за казенный счет силами пленных гвардейцев. Командовать всем будет полковник Ефимовский, которого я оставляю в городе временным губернатором.

Подчиняясь моему жесту, бывший граф, опираясь на палочку вышел вперед и коротко поклонился. Я продолжил.

— Вы же должны провести выборы в городской совет и избрать себе городского голову, который будет помогать Николаю Арнольдовичу в муромских делах. Новую застройку велю делать регулярной. Дома украшать резьбой да узорами. Улицы проложить шириной вдвое, чем прежние и замостить камнем или иначе как. Утраченный скарб ваш возмещу тем, что весь Муром освобожу от имперских податей на пять лет. Все же сборы, что учредит местный совет употреблять следует на городское благоустройство.

Народ зашумел. Послышались крики «слава государю, Петру Федоровичу» Когда толпа поуспокоилась, я добавил ещё один пряник:

— Кроме того обещаю вам на свой кошт построить постоянный каменный мост через Оку. И проложить мощеные дороги меж городами империи. Дабы никакая распутица не могла помешать всякому моему подданному путешествовать и товары возить. Но то дело не скорое. Для начала мне надобно дедов трон вернуть. А то пока что там Катька расселась.

Из толпы послышались крики: «Не долго ей осталось», «Мы подсобим государь» и опять здравицы и славословия. После того как городская депутация удалилась барабаны сначала выдали тревожную дробь, а потом стали дружно бухать в такт сердцу. Пред мои очи предстали, одетые только в исподнее Чернышов, пара его подручных, а также пятеро профосов Преображенского и Семеновского полков.

Почиталин развернул свиток и громко начал зачитывать преступления указанных лиц. Чернышов с помощниками обвинялись в измене и передаче врагу сведений, содержащих военную тайну. Ирония была в том, что только благодаря этим сведениям удалось заманить Орлова в ловушку, так что это была скорее заслуга бывшего полковника, а не его вина. Но об этом ему знать было не положено.

Чернышов в свою защиту ничего сказать не мог. Только повалился на колени и стал просить пощады. Рядом с ним так же опустились два его подчиненных и присоединились к мольбам. Но моего милосердия они не дождались. Предателей следовало казнить. Это был сигнал прочим колеблющимся. Так что по моему знаку их поволокли к виселице и споро вздернули под громкий вздох толпы.

Орловским палачам вменили в вину казнь сорока девяти пленников, в том числе и отрока тринадцати лет отроду. Почиталин громко зачитал выдержку из письма Максимова по результатам вскрытия тел. О том сколько костей было переломано у пленников и какие им при жизни были нанесены увечья. Кроме того, он живописал корабль мертвецов, что соорудили эти упыри.

Народ, слушая обвинение гудел и заводился. Слышались крики: «смерть им», «повесить».

Один из обвиненных гвардейцев, чувствуя уже дыхание смерти, истерично заорал:

— Государь. Не виноваты мы! Мы только выполняли приказ Орлова! Это он, ирод, виноват!

Да. Фраза очень знакомая. Правда из другого времени. И тамошнего главного негодяя по — другому звали. Но нет. Не пощажу. Это тоже сигнал тем, кто надеется прикрыться от меня двоевластием.

— Выполнение преступного приказа не освобождает исполнителя от ответственности — громко произнес я, Почиталин через берестяной рупор продублировал народу — Орлов свое получит сполна. А вас я признаю виновными и повелеваю казнить.

После моих слов, профосов так же оттащили к виселице и, под барабанный бой, вздернули рядом с Чернышовым. Толпа на это отреагировала с еще большим энтузиазмом. Видать художества палачей Орлова всех впечатлили.

Настала кульминация дня. На площадь вывели самого фаворита. Вели его как бешеного зверя. На шее у него был ошейник, с двумя цепями, натянутыми спереди и сзади. Его руки солдаты так же оттягивали в разные стороны. Особой нужды в этом не было, но такую картинку предложил Шешковский, и мне она понравилась. Будет что литераторам и историкам будущего посмаковать — я лишь жалел, то не взял из Нижнего своего штатного живописца. Тот заканчивал картину Взятие Казани.

Почиталин опять развернул свиток и стал зачитывать список прегрешений подсудимого. Там было очень много пунктов. В числе самых безобидных было принуждение к половому рабству, свидетелем чего выступала мещанка Ростоцкая. А большинство обвинений касалось сожженных деревень и повешенных по приказу Орлова крестьян Тульской, Московской, Ярославской и прочих губерний, куда добирались его карательные отряды. Вишенкой на торте было обвинение в покушение на убийство государя императора Петра Федоровича, то бишь меня.