Анатолий Логинов - Первый Император. Спасти будущее!

— Хорошо, я соглашусь с вами, Ито-сан, — Ямамото не стал настаивать на своей точке зрения, но Сукеюки понял его намек. Понял и запомнил, что, если что-то пойдет неудачно, виновники уже назначены. Но, впрочем, было все равно поздно что-то менять. В порту уже стояли все броненосцы и большая часть Японского флота, а в здании штаба Ямамото, Ито и их спутников ждали адмиралы, которым и предстояло возглавить эскадры в войне.

Постоянный флот расформировывался, командовавший им болезненный адмирал Цунада отправлялся с повышением, но фактически в почетную отставку, в один из отделов Морского Генштаба. Командовать воссозданным впервые после японо-китайской войны Объединенным флотом должен был один из героев этой войны, вице-адмирал Того Хейхатиро. В этот флот вошли практически все корабли Японии, включая броненосцы «Микаса», «Асахи», «Фудзи», «Ясима», «Сикисима» и «Хацусе», броненосные крейсера «Идзумо», «Токива» и «Ивате». Три броненосных крейсера и два бронепалубных пока из боеготового состава флота исключены — поврежденные в Чемульпо «Адзума», а еще «Идзуми» и «Якумо», налетевший на скалу при выходе из Сасебо в марте. Они стояли в ремонте тут же, в Сасебо. И до сих пор не были сняты с камней корабль береговой обороны «Мусаси» и авизо «Яеяма». А еще и крейсера «Асама» и «Такасаго» вместе с завершенными постройкой и недавно принятыми истребителями (эсминцами) «Сиракумо», «Касуми» и «Асасио» должны были добираться в Японию, избегая столкновений с русской Летучей эскадрой. По имеющимся у японцев сведениям, в нее русские включили броненосцы «Победа» и «Ослябя», крейсера «Новик» и «Яхонт»[9] и несколько скоростных угольщиков. Так что у командующего японским отрядом контр-адмирала Идзюина забот хватало, несмотря на помощь союзников-англичан. Хватало забот и у остального командования японского флота. Заседание Адмиралтейств-совета, на котором присутствовали адмиралы Ямамото, Ито, Иноуе, Катаока, Арина, Дева, Того и другие, проходило три дня, в течение которых и были решены основные практические вопросы подготовки к войне.

Российская Империя, Владивосток — Тихий океан, июль 1902 г.

Во Владивостоке стоял ясный и солнечный летний день. Под ласковым солнцем хотелось расслабиться и получать удовольствия, просто радуясь жизни. А между тем жителям города было не до того. По всем улицам, включая даже трущобы на окраинах, люди собирались кучками и недоуменно обсуждали последние новости. Тем более, что на стенах домов белели скверно отпечатанные листки с источниками всех этих обсуждений — высочайшим Манифестом об объявлении войны и Приказом коменданта о введение военного положения. На рейде успокоительно дымили могучие крейсера, а рядом с ними стоял огромный английский пароход «Африди», зафрахтованный японским консулом для вывоза японских граждан, которым были вручены извещения о необходимости покинуть город ввиду начала войны.

Крейсера внезапно задымили еще гуще и, неожиданно для наблюдателей, двинулись к выходу из гавани. Серые силуэты кораблей проскользнули мимо судов, выходящих и входящих на рейд, под внимательными взглядами японцев с борта «Африди»…

— Вы заметили, Каваками-сан, русские выкрасили свои корабли в боевой цвет? — спросил удивленно один из «торговцев», стоящих на палубе, у консула.

— О, это мне известно. Уже неделю, как они не только перекрасили корабли, но и увеличили количество выходов всей эскадрой. Не реже, чем через два дня, даже в воскресенье, — важно ответил консул. — Вы слишком долго ездили по своим торговым делам, Сабуро-сан, — и чуть наклонившись к собеседнику, негромко добавил. — ВСЕ уже знают. А крейсера к вечеру вернутся, ведь углем они загружены не полностью…

Между тем, на кораблях Крейсерской эскадры тоже царило недоумение. Потому что плыть в неизвестность, да еще с неполным запасом угля на половине кораблей было несколько странно. К тому же — не похоже на адмирала Небогатова, который уже успел показать себя предусмотрительным, пусть и требовательным начальником.

На мостике идущего в дозоре «Варяга» текла неторопливая беседа, офицеры, скучающие на вахте, перебрасывали друг другу свои мнения о ситуации. Уже скрылась из виду суша, вокруг волновалась лишь бескрайняя морская гладь.

— Нет, ну все-таки хотелось бы знать, куда идем? Или вернемся назад? — подвел итог праздным рассуждениям старший штурман лейтенант Свербеев.

— Что, Сергей Дмитриевич, небось на вечер намечали суаре? (званый вечер) — усмехнулся несущий вахту лейтенант Постельников.

— Ну, суаре нам, похоже, не грозит, Анатолий Юрьевич, — отшутился Сергей, показав рукой в сторону «России», одновременно с сигнальщиком, сообщившем о сигнале флагмана «Лечь в дрейф».

— Чудит наш начальник, — покосившись на рулевого, негромко, только чтобы его слышал Свербеев, заметил Постельников.

— Думаю, сейчас постреляем по щитам и домой, — сделал вывод Сергей. Подумав, что почти тем же самым, плюс еще групповое маневрирование, крейсера занимались с момента назначения Небогатова начальником отдельной эскадры.

Несколько минут суматохи, связанной с отплытием командира крейсера, и Анатолий вернулся на мостик. Где снова завязал беседу с штурманом, только теперь уже на французском, так как речь шла о том, о чем матросам слушать не полагалось — о дамах. С одной из которых Постельников собирался встретиться сегодня же вечером. Но вернувшийся с совещания на флагмане командир обломал все его мечтания на корню.

Снова набрав ход, эскадра пошла к востоку. Через пару часов хода ее встретили угольщики. Крейсера легли в дрейф, к ним приблизились транспорты, и начался большой аврал — корабли загружались на полную емкость угольных ям.

Что можно сказать про угольную погрузку? Повторить слова Киплинга: «И только пыль, пыль, пыль…». Грязные как черти матросы, грязная палуба и над всем этим вьется черное облако пыли. Капитан первого ранга Бэр, командир «Варяга», Бэр был опытным, знающим и образованным морским офицером. Как полагается старому морскому волку, он оставался холостяком, и корабль был его домом. Бэр был всегда опрятно и элегантно одет, и такая же чистота и порядок царили на его корабле. Его лицо отличалось суровой внушительностью, а отношения к подчинённым — строгой требовательностью. Его корабль всегда был образцовым военным кораблём. Злой, словно тысяча морских дьяволов, он, стоя на мостике, смотрел сверху на все творящееся на его крейсере безобразие и негромко ругался. Подошедший доложить старший офицер после рапорта об окончании погрузки спросил:

— Позвольте поинтересоваться, чем вы так недовольны, Владимир Иосифович?

— А с чего быть веселым, Евгений Карлович? Столько лет готовились к крейсерской войне… и даже погрузку угля как следует не продумали. А если бы вместо узкоглазых азиатов пришлось против островитян сражаться?