Василий Панфилов - Отрочество 2 [СИ]

Жиды местные притихли, как говно в траве, и только ихние кафры взмыленные по городу – ш-шурх! Ш-шурх! С записочками. Договариваются друг с дружкой и властями – взятки, уступки всякие… Не знаю, и откровенно говоря, и знать не хочу, потому как – а ну спросят?

Молчать… это знать надо, когда можно, потому как запросто такое бывает, што человек изображает из себя упорствующего еретика в застенках инквизиции, а тот, кто проговорился, давно уже щебечет вовсю. С говорением тоже самое – знать надо, што и кому льзя и нельзя.

Это в Одессе или Москве я таки свой, и имею небольшое уважение в некоторых кругах, широко известных всем, кому сильно надо. Здесь же всего лишь знакомый знакомых, и если кого-то из более своих возьмут за ой, то сдадут мине за просто так, как шахматную пешку.

Думаю, договорятся, но как водится – не все, и очень хочется, што не через мине. А могут! Потому как связи есть, а крови нет, да и будь даже нужная кровь, оно и с ней не всё так просто.

Найдут козлов отпущения – из тех, кто очень уж замарался об англичан, да как водится – из бедноты и чужаков. Это только со стороны кажется, што жиды одним кагалом живут, на деле там такое себе противоречие со взаимной нелюбовью, вплоть до полной ненависти, што не у всякого антисемита такой накал есть!

Решил уехать из города сам, и предложил близнецам вовсе покинуть территорию буров, отправившись восвояси, даже и билет обратно оплатить. Ну или на крайний случай – в португальских владениях обосноваться, имея свою копеечку за посредничество и транзит.

Упёрлись! Дескать – Африка, возможности! Решили волонтёрами, в коммандо к Мишке прибиться, там их мал-мала знают и доверяют. А возможности, они и после войны будут.

«– Мы, Егор, – сказал мне Товия за обоих, переглянувшись с братом, – зубами за эту землю вцепимся!

А в глазах у них – шекели с рубелями, и не переубедить! Такая себе храбрость к деньгам, и мужество к прибыли.

– А проиграют буры? – у меня любопытство проклюнулось через опустившиеся руки, и немножечко почему-то злости, што не слушают хорошево совета.

– Проиграют? – удивился Самуил, тампонирующий разбитое лицо йодоформом. Остановившись, он повернулся ко мне от зеркала, вид донельзя удивлённый – кажется, он даже и не задумывался о такой возможности.

– Ну… – Самуил неуверенно пожал широченными плечами, – значит, проиграют! Всё равно – связи и всё такое через да и военное землячество. Не сразу, так годочков через несколько, как утихнет бурление говн у битанцев, можно будет вернуться, но уже как почти свои, а это таки другой расклад!

Товия закивал истово, на што я только вздохнул. Есть логика в их словах, как не быть! Есть.

Многие иностранцы с таким прицелом воюют – с расчётом на гражданство или хоть какие-то привилегии в сравнению с уитлендерами. Алмазные да золотые шахты глаза застят, есть за што драться.

А мне, вместо запланированной поездки к Лэдисмиту, снова к Мафекингу обалдуев этих героических везти»

Поутру, собирая лагерь и запрягая лошадей в фургоны, все отчаянно зевали. Позади несколько дней тяжёлого пути, с постоянной опаской на патрули британцев и союзных им туземцев, и мы изрядно вымотались.

В караване можно было хотя бы отдыхать в фургоне посменно, а тут шиш! Пока одни правят, другие верхами по окрестностям челночат. К вечеру только спа-ать… А надо ещё и лагерь ставить, лошадей обихаживать. Такое себе ой, што никому не пожелаю!

Последняя ночка не задалась, отчаянно мешали гиены, устроившие похохотать всему вельду окрест. Бог весть, кто там сдох такой большой и вкусный, и што вообще случилось, но вроде как несколько стай гиен што-то шумно делили. Как водится, всем не хватило, и обиженные решили наведаться к нашему лагерю.

Встали мы вполне грамотно, на поляне промеж колючих кустарников, через которые не полезет и носорог. Вход загородили нарубленными колючками и для верности – фургонами. А всё равно!

Как начали хохотать, подвывать да подтявкивать! Лошади волнуются, фырчат, с ноги на ногу переступают… ну как тут заснёшь?! Да и в головах вертится, а всё ли верно сделали? Мы всё ж таки не буры, приученные к подобной гадоте с малолетства.

Не выдержали, начали стрелять через колючки по светящимся глазам. Вроде как и попали несколько раз, ежели по визгу заполошному судить. Убрались эти твари под самое утро, так што и спали мы часика по два-три от силы.

– Я ещё кофе поставлю, – зевая отчаянно, сказал Санька, выплёскивая кофейную гущу в костёр.

– Угум, – отозвался я, снимая сковороду с ветчиной и поджаренным сыром с огня, – садитесь жрать, пожалуйста!

Близнецы, оглядываясь и принюхиваясь, закончили обихаживать лошадей и подошли к костру.

– Последний переход остался, а там и Мафекинг, – озвучил очевидное Товия, присаживаясь на раскладной полотняный стульчик и забирая из Санькиных рук кофе.

На раскладном столике тарелки, сервированные по всем правилам походного этикета. Мне, в общем, нет особой разницы, есть из сковородки со всеми, или вот – всё вкусно! Но што-то внутри говорит, што если имеется возможности, то – надо… как надо.

Выехали с небольшим запозданием, и через пару часов свернули к воде – напоить лошадей как следует, да пополнить запасы воды. Пусть вечером прибудем в Мафекинг, пусть! А вдруг?

– Драгуны, – опустив бинокль, сказал Товия с тревогой, – их разъезд! С десяток, не меньше!

– Ага… воротите фургоны надписями к ним, – нахмурился я, и оставив оружие, вскочил на коня.

– Пресса, – внушительно говорю рыжеусому драгунскому сержанту, показывая бумаги. Рослый мужчина лет под сорок, выдубленный многолетним пребыванием под жарким солнцем Юга, он держится полновластным хозяином не только ситуации, но и всей нашей судьбы.

– Разберёмся, – отмахивается тот не глядя, и тесня грудью своего мощного мерина мою невысокую кобылу. От обоих густо пахло застарелым потом и… пожалуй, от сержанта поядрёней.

Подчиняясь непреодолимой силе, вернулся назад под нескрываемым конвоем двух англичан, держащимся чуть поодаль. Явно из недавних горожан, и лица хоть и загорелые, но вот ей-ей – недавно ещё облазили лоскутами!

«– А выучка дрянь! – вылезло почему-то в голову, – недавнее пополнение!»

Остро пожалелось, што в вельде я оставил городскую привычку таскать с собой дерринджер, за полной на то ненадобностью. Казалось бы, што он против того же льва или леопарда?! А сейчас мог бы…

Опомнившись, встряхиваю башкой – какой там дерринджер против четырнадцати улан! Да и прямой бой… их втрое больше, да выскочили из лощинки метрах в двухстах. А у нас, как назло – ну ни единого укрытия рядышком! И кони не для боя, а для вельда.

«– Тьфу ты… лезут же такие глупости!»