Дмитрий Манасыпов - Мой 88-ой: назад в…

Я вот завидовал Сварогу. Ему-то было хорошо – раз, и наследный граф, два – и тебе в голову засандалили заклинания и все такое. А еще он десантник, почти спецназовец. Вот окажись я спецназовцем, так сразу отправился бы что-то и кого-то спасать и спас бы, лютопревозмогая, вертя на причинном месте злодеящих вражин и оставляя за собой горы. Горы из, само собой, негодяев, павших от моей руки, сподвижников, ошалевших от моей крутости и женщин, удовлетворенных одним брошенным взглядом, не говоря о чем-то большем. Угу, так бы и случилось, к гадалке не ходи.

Марку Твену было простительно, Марк Твен создал идеального Марти и отправил в идеальное как-бы Средневековье. А у меня тут вовсе не Марк Твен, Бушков, Башибузук или еще какой-то из современников, отправляющих тренеров-фехтовальщиков завоевывать ландграфства. У меня тут дилемма, выглядящая крайне погано. И решить её нужно с точки зрения настоящей, неподдельной, человеческой морали.

Бабочка взмахивает крылом, а где-то начинается цунами. Хронопутешественник сходит с тропы, ломая цветок, а жизнь на Земле меняется из-за чужой невероятной цивилизации. Марти скачет с гитарой на школьном балу и смотрит на собственную исчезающую руку. Джейк убивает Освальда и возвращается к ядерному пепелищу вместо своего коттеджа.

Причины и следствия – штука простая, как черенок от лопаты и сложная, как теорема Ферма для большинства землян. Любое действие имеет последствие, превращающееся в совершенно новый виток событий, меняющий чужие жизни.

Если в октябре девяносто четвертого я как-то вмешаюсь в жизнь своей же семьи, случится многое. Но самое главное – может не случится знакомства с одной милой девчушкой со строгими глазами через три года. И если оно не произойдет, то через девять лет на свет, просто-напросто, не появится наш сын.

Не появится. Его не станет таким, какой он есть. Не будет любить смотреть на поезда метрополитена в три года, не спросит «где рррыба» в то же время, не возьмет в руки Лего и не влюбится в «Форсаж» в свои шесть, не нарисует… не напишет акварели на пленерах в четырнадцать. И дальше, еще неизвестное, у него тоже не случится. Совсем.

Каждое действие рождает последствия и только мне решать – какими они будут. И…

Малодушно, но решения о семье я так и не принял. Не хватило духу, что ли. Все, что случится уже очень скоро, казалось самым настоящим разменом: теряешь одно, но находишь другое. И уже не знаешь – как быть, что больше боишься потерять?!

Зато смог определиться кое с чем другим.

Страну пусть спасают другие, мало ли, вдруг такой же, как я, сейчас трясется в поезде, идущем по железке? Трясется и точно знает, как ему быть. Написать все известные фантастические книги, стать миллионером и, заодно, раскрыть глаза обычным людям на неласковое будущее. Успехов, удачи и т.д, тчк.

Страну, на самом деле, не спасти. Скоро появится много сортов колбасы вместо трех-четырех и наступит счастье, вместе с доступными джинсами-мальвинами, порнухой, СПИДом-Инфо, СКВ и сигаретными бычками в поллитровых банках в девяносто втором. Пацанами с клеем в пакетах. Пацанами в кирзачах, умирающих на Кавказе. Пацанами в спортивках, убивающими друг друга в эпоху первичного накопления капитала. Девчонками в лосинах, пока еще не знающих о подтяжках лица и работе в Мак-Даке. Девчонками, пожалуй, что последними прыгавшими через натянутые резинки на переменах. Девчонками, порой не возвращающимися домой от подруги.

Борзых Николай Николаевич, семьдесят первого года рождения, Москва. Пять доказанных жертв и куча неопознанных вещей со следами крови.

Легоньков Михаил Юрьевич, семьдесят третьего года рождения, Нижний. Три неопровержимых случая.

Их и еще пять ФИО, а также города, что точно вспомнил, сразу же записал в блокнот. Когда имеешь хобби – писать, порой лопатишь в Сети много странных страниц. Например, о тех, кто встречал на темных улицах девяностых девчонок в «мальвинах» и тех потом больше не видели. Живыми.

А вот мертвыми и даже по частям – да.

Так что я точно знаю – кем и чем займусь в ближайшие десять лет. Ну, кроме того, что, либо мне ехать на Кавказ лет через шесть, либо…

Я ж не герой. Просто ставлю доступные цели, если они могут хотя бы кому-то помочь. Избавить от самого настоящего страха, ужаса, продирающего до печенок и чего похуже. А все остальное – время покажет. Ну, последнюю перед сном и в люлю. Можно даже на улицу выйти.

Амброзия густо росла за забором, её, сколько помню, вырубали, но она лезла, лезла и лезла. Самые настоящие зеленые джунгли, мать их, как те, где Рэмбо воевал с Вьетконгом.

Кольт дал некоторым людям больше шансов. Калашников их уравнял.

Мой советский калаш был красно-пластмассовым, с отсоединявшимися желтыми прикладом, магазином и рукояткой. В комплекте еще шел синий штык-нож, но он постоянно терялся. Точно также, как через несколько проведенных тактических «войнушек» АКМ превращался в АКСУ, когда ствол почему-то легко отламывался.

У Женьки, жившего в соседнем доме, имелся настоящий металлический ППШ с трещоткой, доставшийся в наследство от кого-то из трех братьев. Леха, живший дальше, гордо пользовался металлическим ТТ, заставляя переживать за все-превсе пластмассовые орудия войны, что я хранил в бывшей собачьей будке у моих деда с бабушкой. Металлического оружия в перспективе не наблюдалось и это приводило мои детские нервы в состояние полного расстройства. Не, а как, когда у пацанов оно есть, а у меня фига? Именно, что так неправильно.

В семь лет ситуация поменялась. Мама с отцом вдруг заехали на улицу, хотя не собирались, все занятые моей недавно родившейся сестрой. Сестра, как всегда, что-то там скрипела и орала в коляске, а на столе вдруг появилась малиновая коробка с нарисованным вороненым пистолетом.

Не знаю, как чувствовал себя коммандо Шварц, обнаружив тайник торгашей оружием и увидев его наполнение и, да, как и всем, в детстве очень хотелось оказаться в подвале, вскрытом дядей Бобом во втором «Терминаторе», битком набитом оружием. Тогда, летом восемьдесят седьмого, мне выпало счастье. Черное, блестящее, со снимающейся крышкой и длинным стволом самого настоящего игрушечного маузера. Дождаться, когда пацаны поужинают и мы снова отправимся крушить всех наших врагов, было почти нестерпимо.

– Ничо так, – сказал Женька и поправил чуть большие новые штаны, снова доставшиеся от кого-то, – с пистонами?

– Пистонов не купили, не было. – как-бы нехотя сказал я, видя, что Женек заценил и вообще.

– Вот так можно. – Леха снял прямоугольную крышку, доходившую до ствола и прищелкнул под ним, неожиданно превратив пистолет почти в маленький автомат. – Круто, короче.