Дмитрий Манасыпов - Мой 88-ой: назад в…

– Кури, – он кивнул на обязательную красно-белую пачку. – Говори. Гордый, что ли?

Я криво усмехнулся, уже пряча синий «Космос» и щурясь от его дымка:

– К хорошему быстро привыкаешь.

– А… – Вадим ухмыльнулся и воткнул в розетку вилку электрочайника. – Ты, стало быть, привыкаешь к плохому? На зону заехать, что ли, решил? Кроме борьбы с несуществующими вымогательствами со стороны ментов сделал еще что-то интересное? Угнал «бобик» с запертыми шмарами, изъятыми с рабочих мест в ЦПХ, скоммуниздил «ксюху» для теракта или что хуже? Колись, Робин Гуд.

– Нет. – Я усмехнулся. – Помощь нужна.

– Удивил, – буркнул афганец. – К нам не только ты за помощью приходишь. Чем могу?

– У вас в Краснодар машины не гоняют?

Он пожал плечами, кивнул, спросил:

– Тебе когда нужно?

– Я бы сказал, что чем раньше, тем лучше, но…

– Ну?

– Мне бы справку об освобождении сделать.

– Так… – Вадим превратился в командира, глаза смотрели провалом ствола. – Интересный вопрос. Ты, скажи мне честно, я ж все равно узнаю, ничего в городе на нахерачил?

– Нет. Я понимаю, что нагло себя веду, но обратиться мне не к кому. А нужно во, край как надо.

И провел ладонью по горлу.

– Не помогу я тебе со справкой, – командир закурил. – С машиной помогу, парни через три дня едут в ту сторону. До самого не доедут, но там доберешься. Они все равно спят как сурки, пока один ведет. МАЗ, со спальником, пассажирское всегда свободно. Ну, а если менты тормознут, ты уж сам как-то, не подставляй пацанов.

– Спасибо.

– Да не благодари, особо не за что. Ну, посажу тебя в машину, обломлюсь с того?

– А мог и послать. Или по глазам бритовкой.

– Шутишь? – он ухмыльнулся. – Я тебе не Ильич, да и ты не пионер.

– Кто сможет со справкой помочь?

– Помочь? – Вадим ухмыльнулся снова, криво и зло. – Они не помогают, они дела крутят. Не нужно тебе к ним.

– Урла?

– Урки, да. Они нас не трогают, мы их, живем потихоньку.

– Я и смотрю, в зале парни в пинг-понг играют.

– Не мы такие, – Вадим кивнул. – Жизнь такая. Все может случиться, зачем форму терять? Да и пацанов подтягиваем, к армии готовим, к войне. Половине, наверное, в Афган лететь.

Хотелось ему сказать, что он не прав. Очень хотелось. Что осталось недолго и последняя ленточка перейдет через мост, крокодилы с восьмерками, идя перелетной стаей, пересекут границу и Афгана больше не станет.

Хотелось, но не сказал.

И о том, что про пацанов, сейчас так и лезущих к крутым афганцам, он ошибается, считая их насколько-то своими. Пройдет немного времени и посетители качалки откроют свою, станут эдакими Василиями Буслаевыми крохотного городка, делающими что и как хочется. Нет, в криминал они не попали, так, по малости хулиганили.

И сами афганцы останутся честными людьми, не сунувшимися в девяностые в дикую войну разборок. Кто откроет свой магазин, кто займется похоронным бизнесом, кто сумеет запустить небольшое производство продуктов, прогорев в дефолт. Кто-то, само собой, сопьется, сколется, станет пыльным силуэтом, просвечивающим на солнце. И такое случится, такое всегда случается среди вернувшихся с войны.

А крутить-вертеть городом станут именно «синие», серьезные люди, потоптавшие что надо, прячущие под золотом печаток синеву перстней и со временем, даже в жару, не носящие маек, открывающих плечи.

Много мне хотелось сказать этому странноватому человеку, помогавшему мне из-за каких-то своих резонов. Много. Но не сказал.

– Заработать хочешь?

– Не откажусь.

– Сегодня на станции вагон перегружать будут. А железнодорожники сами туда не полезут, воскресенье, отдых, туда-сюда.

– Хорошо. Сказать, что от тебя?

– Да зачем? – он удивился. – Думаешь, там очередь выстроится? На, ключ, ночевать-то тебе негде?

– Нет.

– Вернешься сюда, душевая открытая, на матах выспишься. Утром ключ оставишь в двери и не закрывай. Уходи пораньше, директор по понедельникам проверяет тут все.

– Слушай, а как вы её открыли-то?

– Кого?

– Не «кого», а что. Качалку.

– Не понял, – он мотнул головой. – Закон о кооперативах весной же вышел. А это спортивный клуб, все честь по чести. Я бы и того комсомольца, что наш «Союз» курирует, убрал бы, но…

– Наговнит?

– Разгребать устанешь. Ладно, к вечеру иди на станцию, там сам разберешься. Ключ не проеб… не потеряй. А в среду, в обед, чтобы тут был. Рюкзак кинь под мой стол, не пригодится, а за лавандос не переживай. У нас крыс не водится.

Задергался, звонко крякая, зеленый телефон и командир афганцев весь ушел в разговор.

Составы отыскались сразу. Все верно, пришлось перегружать два вагона, перетаскивая плотные картонные кули с чем-то мелко-сыпучим. Один из «коллег», явно опытный, облазил один, чуть ли не облизывая-нюхая, авторитетно заявил, что не вредно. Ну, раз так, то оставалось лишь начать и кончить.

Хорошая работа, ничего не скажешь. Никакой тебе ответственности, кроме материальной, если чтослучится с грузом. Знай себе бери, неси, сваливай и за новой порцией. Так уставать за час выходило, наверное, только в армии. Но обстоятельства диктуют средства достижения, так что извольте не пыхтеть, а двигайтесь. А пыхтите только с осознанием значимости собственного труда. И не соревнуйтесь с соседями по мешкам, глупости это всё, спокойно и размеренно, не забывая о спине.

Я вытер пот рукавом штормовки, сел, дожидаясь расчета. Спина с ногами ныли и даже подрагивали. Но кое-что все же заработал и молодец. Рубли перекочевали ко мне, я закурил, кивнул и пошел в сторону стадиона. В душ хотелось неимоверно.

– Э, фраерок, ты куда собрался?!

Тоже не забудешь, услышишь один раз. Манерно-протяжно, гнусаво и… приблатненно, в общем.

– Стоять, дятел!

– Стоять, дятел…

Это так прекрасно звучит, честное слово. И фраерок, и дятел… Бог троицу любит, еще чего дождусь, интересно?

– Ты чо, фуфел, не понял?

Дождался, слава яйцам. Ну, кто у нас тут?

Синие, кто же еще. Урла-урки или косящие под них, в темноте не особо разберешь. Удивляться фиксам и делать вид, что писаешься со страху, косясь на темные фаланги пальцев, где ничего не разберешь? Стрижки короткие, глаза дерзкие, повадки охуе… наглые. Дань они тут снимают, с грузчиков на вагонах. Вот ведь, а?

– Сюда!

Тот, что поближе, сутулый, тощий, рукой у пояса маячит, мол, к ноге, баран. Надо же…

Второй, прилепившийся к сутулому, прямо бык. Не осеменитель хорошей голландской породы, а ломовая единица, умеющая бить, ломать и унижать. Да уж, сейчас мне станет больно.

– Шевели поршнями, чухан!

А вот это совсем некрасиво. Не знаю, как у них там в их собственной Нарнии, а вот в моей армии чуханить было западло.

Мне станет больно в любом случае, ведь если бьешь головой в чье-то лицо, ощущения так себе. Главное попасть, не дать себя завалить и быстрее решать вопрос с вторым. Этой хреновой рамой с плечами в сажень.