Дино Динаев - Пантанал и дети Ла-Манша [СИ]

Джентльмен никогда бы не позволил положить немытую руку собеседнику на губы.

— Есть такая процедура, когда из тканей человека делают срезы толщиной в доли миллиметра. Человека заряжают в автоматический станок в полный рост, и он строгает тело как карандаш. Обычно это делают уже с мертвым.

Прайс поднял глаза на пленника, и даже Бляшке содрогнулся. На зрачках была полупрозрачная пелена как у мертвого.

— Если проболтаешься, я заряжу тебя в такой аппарат без наркоза! — пригрозил Прайс. — Понял, GIDENOK?

В капитане Бурханове все прекрасно: он не пристает с выпивкой, не лезет в душу и регулярно меняет исподнее. Я уже 10 дней в Шербуре и каждое утро он входит с одним и тем же вопросом:

— Как дела?

Я просиживаю штаны в особом отделе городской комендатуры, и в экспедиции тоже буду в особом отделе, и вообще, я особый человек. Хотя бы из — за того, что у меня не гнется одна нога.

Агенты Центра не дремлют, и первым делом по прибытии я затребовал сводки криминальных происшествий с момента прихода «Легасова» в порт. И погряз. Информации было чересчур много, чтобы ее понять.

Тогда я прогнал данные через специальную программу, способную вычленить агентов враждебных нам организаций. Как я понял, боевиков Центра давили сразу как клопов. На них имелась хорошая база данных, начальник контрразведки генерал Дуплинский не зря тряс своей бородой.

Я не сразу понял, что меня насторожило. Что — то здесь было не так. Это как если в глаз попала песчинка, настолько крохотная, что ты ее не заметил. А потом в ясный солнечный день ты смотришь на прекрасный дивный мир, и на общей картинке неожиданно для себя обнаруживаешь черную точку. Ты дергаешь головой туда — сюда, ворочаешь глазами, а точка никуда не делась, она вертится вместе с миром.

— Сколько времени прошло с момента прибытия «Легасова»? — спрашиваю Бурханова.

— Больше месяца.

— Точнее! — требую я, плохо скрывая раздражение.

Капитан Бурханов собирается. Старательно морщит лоб. Шепча цифры, считает вслух.

Он думает, что я большой начальник из метрополии, что — то вроде ревизора. Не подозревая, что меня прислали с надеждой, что избавились навсегда.

- 42 дня! — наконец разродился Бурханов.

— О! — говорю. — Крейсер уже почти полтора месяца во французском порту.

Бурханов теряется. То ли ура кричать, то ли головой качать с осуждением. Что означает это глубокомысленное О.

Я и сам толком не знаю. Только нутром чую несоответствие. Некие факты не стыкуются, и от этого становится тревожно на душе.

Стоит огроменный пароход на рейде, с пушками и ракетами. Круглосуточно охраняем во всех средах. Непотопляемая полностью неуязвимая штука министерства обороны.

А весь «подпол» полон предсказаний и кликушеств, что он потонет. Даже я памятник погибшим видел. В самом Париже ставки принимают под нехилый процент.

В Париже! Ухватил я мысль и наконец понял, что меня насторожило.

Отель Шербур — ан — Котантен славится не тем, что находится в полутора километрах от морского музея, как рекламировал капитан Бурханов, а тем, что в нем круглосуточно функционировал нехилый бар.

Я не один, а с сопровождением. Выдающийся ум, составитель служебной инструкции, решил, что дама командировочного должна быть русской. Нонсенс, спать во Франции с русской девой. Во Франции.

Ее зовут Татьяна. Она молода, красива, и изо всех сил делает вид, что глупая как пробка, а сама запоминает (возможно и записывает) все, что я говорю.

— О чем вы думаете? — спрашивает она, глядя через стекло фужера, должно быть, так учили в разведшколе.

— Крейсер полтора месяца в порту. О секретной экспедиции не болтает разве что ленивый, а с французской разведкой в городе зафиксирован всего один инцидент. Один! — вот о чем я думаю.

Конечно, я девушке этого не сказал. В подобной ситуации, когда необходимо поразмышлять, а мешает молодая идиотка, я обычно включаю Двойника. Живет во мне такой товарищ, любитель пожрать и потрахаться, обладатель идеальной позы самца. Самки с ходу делают на такого стойку и у них начинается течка.

Вот и сейчас Двойник с готовностью выбрался наружу и понес пургу, столь любимую пресс — секретарем Песцовым. Как и всякий уважающий себя самец Двойник говорил чуть в нос, точно гриппозный больной, и самка сразу на него запала.

Зато я мог подумать.

Французская разведка притча во языцех. Она лезет во все дыры в Европе, работает топорно и неумело. Огромное желание стать второй после русской у нее не отнять. Европе и самой Франции это принесло много бед.

Немудрено, что я был готов встретить в Шербуре активизацию местной резидентуры, а вместо этого полная тишина — вакуум.

Я пинками загнал обиженного таким обращением Двойника обратно в подсознание, а Татьяне сказал:

— За сим разрешите откланяться. Своему начальнику Бурханову доложите, что мне надо поспать.

— Боюсь, он мне не поверит! — мило осклабилась она.

Она некоторое время находилась под гипнозом хорошо поработавшего языком Двойника, и потеряла бдительность, только что непроизвольно подтвердив, что Бурханов ее начальник. Но ведь она в чине капитана, стало быть Бурханов никакой не капитан, а майор, возможно даже полкан. Ох, эта милая привычка играть в шпионские игры с собственными коллегами.

Бар оказался наполовину полон. Я кивнул бармену.

— Чего желает месье? — спросил он, буравя взглядом.

— Криминальная полиция! — я засветил «левые», но хорошо сделанные корочки. — Мне бы хотелось посмотреть на записи ваших видеокамер.

— У нас все нормально. Нет никаких нарушений! — возмутился бармен.

— Не было — будут! — пообещал я. — Показывай молча, где у вас киносъемочная, или я тебе ноздри вырву.

Бармен опасливо отошел от стойки, потом подозвал охранника от входа.

— Коко, покажи месье записи.

Тот кивнул головой и прошествовал впереди. Глядя на широкую, автомобиль проедет, спину, я спросил:

— Смешное имя Коко?

— У тебя какое? — с вызовом спросил охранник.

— Эбенезер Дорсет!

— Иностранец что ли?

— Я с севера, — туманно ответил я.

— Там все чокнутые!

Так, весело переговариваясь, мы дошли до каморки, сокрытой за боковой дверью за барной стойкой. Там на продавленном диване сидел худющий как скелет очкарик и смотрел на мониторе модную порнуху — два гомосексуалиста поочередно жарили друг дружку.

— Баз, сколько можно? Месье из полиции! Убери херы и покажи, что он скажет! — велел Коко.

Он хотел остаться, но я от души поблагодарил его и велел убираться вон.