Борис Конофальский - Охота [СИ]

— Лишь бы патроны были, — говорил Каштенков, всё дальше убегая вперёд к пулемёту.

— И аккумулятор, — добавлял Саблин.

— С аккумулятором разберёмся, в случае чего свой подключим, только патроны, только патроны, ленты бы три нам, ленты бы три… — Как заклинания бубнил пулемётчик.

Аким волновался: кто его знает, может, прячутся где китайцы, куда он так летит:

— Саша, ты там поаккуратнее, гляди в оба, — говорил он.

Но пулемётчика, что нашёл себе любимый инструмент, разве остановишь? Он уже убежал метров на тридцать вперёд, откуда только силы взял?

— Я всё вижу, за всем слежу, — сообщил Каштенков.

Да что он мог там видеть, бежал как угорелый, а Саблин на месте китайцев перед пулемётом мин бы набросал. И, как будто слыша Саблина, Сашка сообщил:

— Не волнуйся, Аким, я под ноги смотрю. Следов нет, вернее, только от босых ног следы. Китайцы тут не натоптали.

И ещё через минуту он говорит:

— Китайцы, — и секунду помедлив, прежде чем Аким едва не умер от шока, добавил, — мёртвые.

Саблин едва мог перевести дух от быстрой ходьбы, а тут такие сообщения. Аким остановился, чтобы воздуха глотнуть, он даже хотел в эту секунду открыть клапана кислородного баллончика, расположенного в шлеме, так ему хотелось отдышаться. Но не стал, мало ли, может, ещё пригодится. Вдруг придётся лезть в реку. Он оглянулся, оглядел ближайшие барханы и, не заметив никого, повернулся, пошёл дальше, думая, что лучше уже начался бы бой, там так бегать не нужно.

Сашка уже скинул ранец, уже уселся в кресло пулемёта. Вертел настройки камеры-прицела:

— Не интегрируется камера в мой шлем, — не очень расстраиваясь, говорил он. — Ничего, забрало закрывать не буду, стрелять буду через монитор.

— Патроны есть? — Спросил Саблин, разглядывая двух мёртвых китайцев в десяти метрах от пулемёта.

Китайцы были раздеты догола, их тряпки валялись рядом, у обоих были вспороты животы. Значит, жрут дарги человечину, а иначе зачем мараться, зачем кишки из людей доставать. Не иначе печень вырезали, да и сердце, наверное, тоже достали, уж больно высоко шли разрезы.

— Патронов целых три коробки, те, что уже в пулемёте, — сообщил пулемётчик, — тысячи полторы есть. Постреляем.

Он отталкивался ногами, водя стволом пулемёта из стороны в сторону, замерял угол и калибровал камеру:

— Неплохо, больше девяноста градусов, и поставили машину правильно.

Кажется, он был доволен китайским агрегатом.

— Чего ж их убили тогда, раз пулемёт хорош и стоит правильно? — Не очень-то верил Саблин.

— А их вон оттуда убили, — Сашка указал рукой налево, на крутой спуск к берегу. — С фронта к ним не подойти было, да и справа тоже щиток на пулемёте не пробить. Только оттуда могли.

— Я спущусь туда, мин поставлю, — сказал Саблин.

— У меня одна в ранце осталась, — напомнил Каштенков, не отрывая глаза от пулемёта, — её забери.

Аким залез к нему в ранец, вытащил мину, заодно и гранаты, положил их рядом с правой Сашкиной ногой, чтобы ему удобно было брать в случае чего. Достал ещё одну свою мину и пошёл вдоль обрыва, к удобному спуску к реке. Сашка был прав, дарги пришли отсюда, тут на подъёме они натоптали следов и оставили гильзы.

Сделав несколько шагов вниз к реке, он уже нашёл хорошее место для мины, которое не обойти, остановился и замер:

— Сашка, тут ещё китайцы.

— Надеюсь, дохлые? — Отзывался товарищ.

— Дохлые, — сказал Аким.

Он стоял и смотрел вниз. Рядом с кустом репья лежала женщина, она была голой, а голова у неё была размозжена. Лицо всмятку. Тряпки её валялись тут же, разорванные в лоскуты.

А ниже неё на три метра, уже почти у воды, валялись в разных позах ещё полтора десятка китайцев, это были бабы и дети, мужиков среди них Саблин не видел, с них со всех сдирали одежду, она валялась тут же рваная, наверное, баб и девчонок насиловали, а потом убивали. И убивали не пулями, либо камнями, либо резали. Рассматривать ему всё это не хотелось, он стал ставить мину. Минута, и готова, он спустился пониже, минута и…

— Аким, начинаю, — донёсся из эфира голос Сашки.

И тут же…

Пум-пу-бум…

Началось.

Звук у «китайца» не такой, как у русского «Утёса-60», он тягучий, длинный. Но прислушиваться Акиму некогда, два быстрых взмаха лопаты, и мина встала на своё место. Место хорошее, обе мины стоят так, что их не обойти. Он присыпает их пылью, припорашивает, собирается лезть наверх, но тут замечает лодку.

Она стоит только наполовину в воде кормой, нос на берегу. Лодка большая, но у неё нет мотора.

— Саша, у меня тут лодка, — крикнул Саблин, карабкаясь наверх.

— Отлично, — орёт пулемётчик, — а у меня тут эти пятнистые твари.

Пулемёт бьёт и бьёт. Подтверждает, что дарги рядом.

— Много? — Спрашивает Аким.

— Тучи, урядник, их тут тучи, — снова бьёт пулемёт, — думаю два десятка, не меньше.

Аким вылез, наконец, наверх и сразу получил пулю в щит. Не пробила, значит, до врага не менее пятидесяти метров. Но прикрываясь щитом, бежит к пулемёту, на ходу спрашивая:

— Убил хоть одного?

— Да, конечно, — чуть раздражённо говорит Каштенков, — попробуй их убей, тварей, только песок ворошу, вслед стреляю. Чтобы не борзели.

И снова бьёт пулемёт. Аким видит, как над ближайшим барханом поднимается башка и плечи. Башка с этим их пучком чёрных волос на затылке и чернейшая борода, голые печи и винтовка в руках. Выстрел! Аким спрятался за щитом, но пуля летит не в него.

Бьёт в щиток пулемёта.

— В камеру вот этот вот целит, падла. — Рычит Сашка и посылает в ответ три пули. — Всё время пытается в камеру попасть. Близко, сволочь, подошёл, выскакивает неожиданно. Не успеваю за ним.

Тут же ещё одна пуля бьёт в щиток. Прилетает с другой стороны.

— Умеют твари воевать. — Сашка разворачивает ствол в ту строну.

Три пули туда.

Нет, не хотел бы Саблин быть пулемётчиком.

— Сейчас, — обещает он и ждёт.

И дожидается, снова тот, что был совсем рядом, появляется над барханом, стреляет. Теперь стрелял он в Акима, пуля на этот раз пробила щит. Но Аким успел сделать то, что хотел. Дальномер на панораме чётко засёк расстояние до того бархана, из-за которого стрелял дарг — пятьдесят восемь метров. Саблину больше ничего и не нужно. Он вставляет в подствольник гранату, выставив на взрывателе задержку «0». Это значит, что граната взорвётся, отлетев всего на пятьдесят-шестьдесят метров. Да, так будет в самый раз. И он стреляет. Обычно видно, как граната из подствольника летит. И сейчас её видно, и летит она точно, с небольшим облачком и с лёгким хлопком взрывается над тем местом, откуда высовывался дарг.

— Молодцы вы, штурмовики, насчёт гранат, — радуется пулемётчик. И смеётся. — Прямо в пучок ему гранту вставил.

Сто процентов, если не убежал дикарь оттуда раньше, прилетело ему пару кусочков тяжёлого и острого пластика.