Елена Ершова - Рубедо [СИ]

— …вывезли все! Мощи, иконы, статуи и колокола, — услышала она обрывок разговора. — Я лично видел, как утром обрезали язык у Пуммерина…

Марго замерла на нижней ступеньке и прислушалась, только теперь осознав: колокольного звона действительно не было слышно уже довольно продолжительное время.

— Такого не происходило со времени Генриха Первого, — продолжил домовладелец, и в его голосе слышалась нервозность. — Прихожан выгоняли из собора едва ли не прикладами! И велено не собираться даже на мессу.

— Что ж, полагаю, нам всем нужно довериться и ждать… — Раевский пожал плечами. Он сидел к лестнице спиной, но Марго, даже не видя его лица знала, что он будет последним человеком, которого взволнуют происходящие перемены. — Спаситель преследует некие благие цели, понятные пока только ему.

— Он хочет предупредить распространение болезни.

Мужчины разом обернулись на Марго, и она сошла с лестницы в холл. Равевский моментально вскочил с места, подошел к баронессе и коснулся губами ее руки.

— Вы проницательны, дорогая! — с восторгом воскликнул он. — Разумеется! Изоляция и карантин.

Домовладелец морщил лоб, будто и то, и другое не укладывались в его картине мира. Марго бледно улыбнулась ему и спросила:

— Так вы пострадали?

— Я? Нет, фрау. Я успел приложиться к мощам до того, как начали очищать собор от прихожан.

— И хорошо, что мы не были там, — заметил Раевский. — Но вам сейчас получше?

— Гораздо, — согласилась Марго. — Как вы смотрите на то, чтобы совершить небольшую поездку?

— Прямо сейчас? — Раевский приподнял бровь, но удивить его все еще было сложно, и он сжал ладонь баронессы в своей. — Если это поможет вам развеяться.

Марго не знала, говорить ли ему о своей небольшой вылазке в госпиталь Девы Марии. Но все же, поразмыслив, рассказала. Раевский выслушал ее с внимательностью, не перебивая, но пару раз задавая уточняющие вопросы.

— Так вы, дорогая, ранее оказывали благотворительную помощь этому госпиталю?

— Да, — ответила Марго, с волнением вглядываясь в лицо Раевского и желая про себя, чтобы он принял ее идею. — Теперь он в плачевном состоянии, и мне хотелось бы в память о прошлом и о брате вернуться к благотворительности.

— Если только речь идет о разумных тратах, — осторожно заметил Раевский.

— Эти траты окупятся, — уверенно ответила Марго, и Раевский приподнял обе брови. — Наверное, вы спрашиваете себя, каким образом? — она улыбнулась краешком рта и ответила сама себе: — Вы говорили, что продукция нашей фабрики не будет ограничиваться проверенными временем лекарствами, что медицинская наука и химическая промышленность не стоит на месте, а постоянно движется вперед. Но только подумайте: кто будет покупать совершенно новые, только запатентованные препараты? — взгляд Раевского вспыхнул пониманием, и Марго гордо распрямила плечи и закончила: — В вашем распоряжении может оказаться целый госпиталь, где вы сможете подтверждать лечебные свойства новых лекарств!

Раевский взволнованно встал, взял ладони Марго в обе руки и воскликнул:

— Вы — моя муза, дорогая Маргарита! Благодарю провидение за нашу с вами встречу! Но согласится ли сам госпиталь?

— Не волнуйтесь, Евгений, — ответила она, в свою очередь слабо пожимая его пальцы. — Госпиталь нуждается в новых поставщиках, к тому же, мы ведь будем применять те препараты, что уже прошли успешные испытания на мышах.

— Едем немедленно!

Раевский ушел собираться, и Марго прикрыла глаза. На какое-то мгновенье ей подумалось, что вот-вот вернется голос покойного барона, неодобрительно цыкнет языком и бросит: «Ну ты и расчетливая дрянь, маленькая свинка!»

Не было никакого голоса. Только холодная пустота в голове и волнение на сердце.

«Доктор Уэнрайт наверняка хотел, чтобы его исследования продолжились», — сказала себе Марго, и тем успокоилась.

Но поехать в госпиталь Девы Марии не удалось ни сегодня, ни завтра: Раевского срочно вызвали на стройку, и в этот раз Марго пришлось ехать с ним — обсуждать чертежи, упаковки и цеха по таблетированию и капсулированию, рассчитать количество рабочих, принять документы на привезенное оборудование и многое другое. Марго приезжала на Бёргассе только поужинать и переночевать, а сам Раевсеий и вовсе оставался на производстве. Решить насущные вопросы удалось только к концу недели.

— Зато прямо теперь я знаю, что могу предложить из препаратов, — с улыбкой говорил Раевский, собирая бумаги в одну папку. По его улыбке нельзя было сказать, насколько он устал — усталость выдавали только круги под глазами, и за этот постоянный легкий настрой Марго почти обожала славийского промышленника.

Экипажа пришлось ждать около четверти часа.

— Почему долго? — возмутился Раевский, подавая Марго руку и помогая ей запрыгнуть в фиакр.

— Пересплатц перекрыт, подходы к Ротбургу закрыты, и еще несколько близлежащих улиц, — отозвался кучер. — Вы уж не серчайте, господа.

— Почему перекрыто? — спросила Марго прежде чем успела подумать, надо ли знать ответ.

— Так из собора мощи вывезли, — отозвался через плечо кучер. — Теперь его преосвященство вернуть требует!

И, присвистнув, щелкнул кнутом.

Марго уцепилась за запястье Раевского. Тот накрыл ее ладонь своей и ничего не сказал.

Экипаж помчал переулками.

Марго слышала отдаленное гудение, точно в улье. За плотными рядами домов не видно ничего, но совершенно внезапно налетевший ветерок приносит запах то людского пота, то гари. Апрельское солнце золотило безлюдные улицы, липы и каштаны пушились новыми листочками, с аллей доносилось глухое воркование горлицы. И этот контраст — пустоты и безмятежности, — зарождал в груди Марго смутное беспокойство.

Экипаж насквозь пересек Фогтгассе и повернул на Айнерштрассе.

И тогда Марго увидела толпу.

Она вспомнила вдруг августовский вечер, открытие госпиталя Девы Марии, Спасителя в штатском и вереницу паломников, устроившим крестный ход против науки и медицины.

Сейчас она наблюдали нечто похожее.

Толпа, запрудившая Айнерштрассе, многоголосо выла, выкрикивала угрозы, пела псалмы и что-то знакомое, донесшееся до слуха Марго: «…скоро грянут перемены и народ заговорит!..», и она съежилась, приникнув к плечу Раевского, будто хотела стать меньше.

Люди хлынули к экипажу. Кто-то ударил в тугой бок. Кто-то засмеялся и набросился со второго. Ржание коней звучало надрывно и жалобно. Фиакр пару раз тряхнуло, копыта прерывисто простучали по мостовой как испорченный метроном, и экипаж остановился.

— В чем дело, милейший? — крикнул Раевский, в голосе которого Марго тоже уловила тревожную нотку.

— Никак дальше! — отозвался вне поля зрения находящийся кучер. — Все запружено! Эых!