Михаил Ланцов - Западная война

— Да — да, конечно. Особенно после измены Франции. Тоже католиков, к слову. Не их ли на самом деле опасается Папа?

— Измены? — Наиграно удивился легат.

— Ой, оставьте, — махнул рукой Император. — Мы здесь беседуем приватно и можем говорить прямо. Франция — предала условия союзного договора. Впрочем, Россия на это и не рассчитывала. Поведение Франции что в 1888–1889 годах, что во время Русско — Японской войны были слишком показательны, чтобы кто — либо в здравом уме мог ей доверять. Демократия слишком продажна и ветрена. Боюсь, что в 1793 году французы отрубили собственную голову и теперь вместо нее там кочан капусты.

— Республика — их выбор.

— Права и свободы одного человека заканчиваются там, где начинаются права и свободы другого человека. Это их выбор. Но ровно до того момента, как он пересекается с моим. И мне было бы все равно каким именно образом они кидаются головой в навоз, если бы мне с ними не пришлось вести дела. И я расстроен. СИЛЬНО расстроен.

— К сожалению Святой Престол не может повлиять на французов.

— И нашим, и вашим всем спляшем? — Усмехнулся Николай Александрович. — Боюсь, что выбирать сторону Святому Престолу все же придется.

— Сторону? Святой Престол, без всякого сомнения, давно и прочно выбрал сторону Всевышнего, верно служа ему.

— Что не мешало ему вмешиваться в дела европейских держав, не так ли?

— Духовные дела.

— И политические, и экономические. А местами и провоцировать кровопролитные войны. Вас не смущает, что в основе чудовищных по своим злодеяниям Религиозных войн в Европе лежат дела Святого Престола?

— Это все в прошлом.

— Серьезно? Тогда почему Рим не осуждает поступок Франции сейчас?

— Я не готов этот вопрос обсуждать сейчас, — осторожно отметил легат.

— Друг мой, а что вы готовы обсуждать? Вы выполняете задания французской разведки или, все же, придерживаетесь интересов Святого Престола? Хотя это не так уж и важно. В России много католиков. А будет еще больше. И мне важно, чтобы с религиозной точки зрения у них все было хорошо.

— Это Святой Престол и смущает. Это невероятно приятно, но… вы всячески показывали, что являетесь православным государем.

— Христианским.

— Что христианским?

— Я показывал, что являюсь христианским государем, для которого все эти распри мужиков в рясах, — с некоторым пренебрежением выделил этот эпитет Николай, — ни имеют никакой ценности.

— Вы хотите унии? — Оживился легат, проигнорировав выпад.

— Я хочу Империю. Настоящую Империю, а не все эти варварские поделки диких вождей.

— Я не вполне понимаю вас.

— А я вас. Что вы подразумеваете под словом уния? Признание руководящей роли Папы православными? Но ведь Исидоровы декреталии подделка. Причем грубая. И это давно известно. На основании чего будет постулироваться его превосходство? Или католики готовы признать превосходство Вселенского Патриарха? Судя по вашему лицу, я рискну предположить, что нет. Тогда что же? Что вы подразумеваете под унией?

— Католиков больше… — несколько неуверенно произнес легат.

— Это поправимое дело. В восточных патриархиях Пентархии тоже было много верующих. И денег было много. Но ровно до того момента, как исламские халифы не начали свои завоевания. За несколько десятилетий ситуация изменилась кардинально. И, стоявшая в запустении и разорении из — за варварских набегов германцев, Римская патриархия оказалась самой могущественной. Что мешает случится аналогичному несчастью с ней?

— Вы… — начал было говорить легат, но замолчал, недовольно поджав губы.

— Я бы мог сказать, что угрожаю. Но нет. Не вижу в этом никакого смысла. Просто констатирую факт — неисповедимы пути Всевышнего. Святой Престол за историю своего существования не раз и не два делал всякие мерзости, а потому может быть наказан также, как восточные патриархаты… которые слишком увлеклись черти чем. В свое время. Сейчас же прибывают в ничтожестве, так ничего и не осознав.

— Я передам ваши слова, — после долгой паузы, произнес легат.

— Передайте. А еще вот это, — достав из кармана золотую монету, Император кинул ее легату и тот, на удивление ловко поймал ее. Николай постоянно с собой таскал такие безделушки, обожая тискать золотой в руках во время размышлений. И, пользуясь положением, предпочитал использовать действительно редкие и ценные монеты. И то, что именно сегодня у него в кармане оказался золотой Октавиана Августа — чистая случайность. Но раз оказался, почему на ней не сыграть?

— Что это? Это ведь монета Древнего Рима.

— Империи.

— И что это значит?

— Время собирать камни, друг мой, настало. И у каждого камня пока еще есть выбор, куда ему ложиться. Кто — то станет основой стены, кто — то крыши, а из каких — то камней выложат сток клоаки.

Легат помолчал, остро глядя на Императора.

— Не хотите ничего спросить?

— Боюсь, что этот разговор зашел слишком далеко… намного дальше моих компетенций.

— Тогда пригласите Папу. Уверен, его компетенции будет достаточно. Или вы служите не ему?

— Я… — попытался было оправдаться легат, но был остановлен жестом Императора.

— Если вы передадите наш разговор кому — нибудь во Франции или, тем более, Великобритании — вам отрежут голову, — мягко улыбнувшись, произнес Николай. — Я не пугаю и не угрожаю. Просто констатирую. Святой Престол не нуждается в тех людях, которые служат местечковым интересам.

— Это не вам решать! — Вскинул легат.

— Если я могу приказать вам отрезать голову и это исполнять, то почему не мне? — Максимально вежливым тоном осведомился Император. — У меня есть власть и я могу ее применить. Вы считаете, что этого недостаточно? Ну? Что же вы молчите?

— Меня будут спрашивать… — тихо произнес побледневший легат.

— Безусловно. И молчание будет выглядеть глупо. Скажите, что я сильно нервничал и злился насчет позиции Франции. Это близко к правде и ожидаемо. Относительно моего желания пообщаться приватно с Папой говорить не нужно. И вообще — дела церкви мы не обсуждали. Эмоции. Одни лишь эмоции.

— Только Францию?

— Да. Вспоминал их поведение с 80—х годов, костеря на чем свет стоит. Начиная с убийства моей невесты и заканчивая совершенно свинским поведением в этой войне. Говорил о том, что союзу конец. Россия достаточно сильна, чтобы не нуждаться в таких союзниках, а проблемы Франции теперь только ее проблемы. Весь наш разговор строился вокруг этого вопроса. Мы ведь его немного касались, не так ли?

— Касались.

— Вот об этом и говорите.

— Я могу идти?

— Можете. Вы можете ходить, говорить… но главное — помнить, кому вы служите и зачем.

— Я никогда не забываю этого!

— Но не стесняетесь служить и другим. Деньги не пахнут. Понимаю.