Михаил Ланцов - Западная война

Николай вкладывался в них троих равномерно, однако, результат у каждого был свой. Старший пошел в деда — крупный и сильный, но совершенно не собранный и безвольный. Все больше музыкой и живописью увлекался. Средний был собран, но интеллектуальный труд его не прельщал. Он был слишком прям и бесхитростен. Честный, открытый, трудолюбивый и… откровенно глупый. Нет, не дурак. Но оказавшись в незнакомой обстановке терялся… вот как сейчас. Ведь отец играл не с ним, и он по своему обыкновению не отслеживал ситуацию. А вот младший…

— Продолжим? — Не дождавшись ответа от среднего сына, спросил отец у старшего. Тот кивнул, раздраженно скосился на довольно улыбающегося Севу, и сделал свой ход.

— Ты меня специально дразнишь? Зачем?

— Потому что, когда ты станешь Императором, тебя постоянно будут дразнить. И ты должен отчетливо осознавать это. — Произнес Николай, постучав пальцем себя по лбу. — Они тебя станут смешить лишь для того, чтобы вытащить твои золотые зубы.

— Но кому же мне верить?

— Никому. Порой даже себе нельзя верить, ибо человек склонен к самообману в сложной ситуации. Мне верить можно.

— Но ты же говоришь, что никому нельзя.

— Каламбур?

— Бессмыслица. Я, порой, тебя не понимаю, отец.

— Тебе кажется, что я сказал многозначительную глупость? Только честно.

— Да. — С трудом выдавил Ярослав.

— И ты усомнился в моих умственных способностях?

— Да. — Уже легче произнес старший сын и сделал ход. — Шах.

Николай улыбнулся.

— Когда жертва начинает сомневаться, что соперник ей равен, на самом деле она сомневается в своих собственных интеллектуальных способностях. — Сказал он и сделал ход.

Ярослав, охваченный некоторым раздражением, сделал свой ход практически не задумываясь.

— Серьезно? — Удивился Император. — А, впрочем, какой победитель думает о поражении.

И сделал ход.

Ярослав свой. Снова почти не думая.

Еще ход.

Еще.

Еще.

— Правда?

— Да!

— Прекрасно! — Произнес Император и сделал свой ход. — Шах и мат.

— Черт! — В сердцах воскликнул Ярослав и чуть не ударил по шахматной доске.

— Не выражайся! — Грозно прикрикнула на него бабушка, которая присутствовала также в этом зале и с огромным интересом наблюдала за такими играми. Каждый раз, если могла, она старалась прийти. Как, впрочем, и супруга монарха — Клеопатра.

— Чтобы победить, — произнес Николай Александрович, — я должен был скармливать тебе маленькие кусочки, заставляя поверить, что ты сам их выиграл, потому что ты умен, а я, стало быть, глуп. В каждой игре всегда есть тот, кто ведет партию, и тот, кого разводят. Чем больше жертве кажется, что она ведет игру, тем меньше она ее в действительности контролирует. Так жертва затягивает на своей шее петлю.

— Но… это ведь не честно! Это уловка!

— Это победа.

— Твоя победа! Не моя! Как я научусь побеждать?

— Чтобы поумнеть, играй с более умным противником. Или ты думаешь, что легкие победы сделают тебя лучше? Когда ты станешь Императором всем вокруг будет плевать на то, честно они тебя обманули или не очень.

— Но… я не понимаю.

— Ты потерял контроль над собой. Увлекся соблазном. И попался в ловушку. Твои эмоции взяли верх. Не позволили увидеть ситуации в целом.

— Но ты дразнил меня!

— Привыкай. Ты — будущий Император. Ты будешь всю жизнь на витрине — в фокусе всеобщего внимания. Тебя будут дразнить. Тебя будут провоцировать. Тебя будут оскорблять. Тебе будут льстить. Чего только не будут делать. Причем непрерывно. А все для того, чтобы вывести на эмоции и воспользоваться тобой для решения каких — то своих проблем. Ты понимаешь?

— Эмоции… — мрачно произнес Ярослав. — Они… иной раз я их не в силах сдержать. Они меня просто переполняют.

— А почему тебя охватывают эмоции, ты понимаешь? Почему Святополк разозлился понимаешь?

— Нет, — после долгой паузы ответил старший сын.

— Если в каждом из нас что — то такое, о чем обычно мы даже не подозреваем. То, что мы стараемся отрицать до тех самых пор, пока не будет слишком поздно. Это то, что заставляет людей по утрам подниматься с постели, не выспавшись, и идти на работу. А потом терпеть, когда их доминает занудный и, безусловно, тупой начальник. Терпеть кровь, пот и слезы. Не догадываешься, о чем я?

— Нет.

— Все дело в том, что нам хочется показать другим, какие мы на самом деле хорошие, красивые, щедрые, трудолюбивые, забавные и умные, — произнес Николай Александрович и, скосившись в сторону Всеволода, подмигнул ему. Тот хмыкнул и немного смутился. — Люди — это наркоманы, сидящие на игле одобрения и признания. Мы готовы на все, лишь бы нас похлопали по плечу в той или иной форме. Даже когда бунтуем или стремимся разрушить все вокруг. Мы все хотим, осознанно или подсознательно, чтобы тот маленький мальчик, что живет внутри нас, завоевал очередную медальку или с гордостью сел натирать до блеска свой любимый кубок. Это все сводит нас с ума[1].

— Жутко, Ники… — покачала головой Вдовствующая Императрица Мария Федоровна.

— Полностью с тобой согласен, мама. Жутко. Но, к сожалению, мы не более чем обезьяны, всего лишь нацепившие костюмы цивилизации. Под самым красивым павлиньим хвостом скрывается обычная куриная жопка. Такова природа человека. Ее не изменить. Она данность. А то, что нельзя преодолеть, нужно использовать.

— А для того, чтобы что — то использовать, это нужно осознать, — произнес Всеволод.

— Именно, — кивнул Император…

Они еще немного посидели и разошлись. А уже перед самым сном Николай Александрович зашел в комнату к Клеопатре и устало присел в кресло у камина. Потер лицо и посмотрел на супругу с печалью.

— Тебя что — то тревожит?

— Наши дети.

— Что — то случилось? — Вскинулась она.

— Сева… ты ведь заметила?

— Он… он сложный мальчик.

— Он — то как раз правильный… был бы… Император. Но он младший. И это опасно. Крайне опасно.

— Он не пойдет против своих братьев.

— Он уже идет. Сева мог бы и промолчать, но он не упустил возможности их унизить. Очень аккуратно. Ужалил и сразу отступил, вроде бы он нечаянно и без задней мысли. Но от этого не менее болезненно. Понятно, что дети — жестоки. Однако ты видела, как на него смотрели Таисия и Серафима? Девочки все прекрасно поняли. Скорее почувствовали. А он молчали смеялся им в лицо одними глазами. И это уже не первый раз. Конфликт нарастает. Парня явно задевает то, что он младший. Острый, изворотливый ум, упорство и воля. Гремучая смерть. Если бы они не были моими детьми, то я бы не поставил на старших ни копейки.

— Ты хочешь убрать Севу из «Великой сотни[2]»?

— Нет. Я просто не знаю, что делать. Их конфликт неизбежен. Старших задевает, что «мелочь пузатая» умнее их. Из — за чего они его третируют. А он, взамен, возвращает им сторицей при любом удобном случае. И как возвращает. Я боюсь… очень боюсь, что они начнут усобицу после моей смерти. Или даже раньше.