Василий Панфилов - Детство 2

Долго так – то пел, то просто играл, с перерывом три раза на мороженое и один раз на ситро.

Устал уже петь, а домой не хочется. Точнее, на Молдаванку.

Как Фиру с тётей Песей увезли, так я измаялся весь. Не тоской и всем таким, а иначе.

Я на Молдаванку через тётю Песю попал, а там и Фира сразу. И как-то хорошо очень приняли, да и у меня принялось. Врос почти што. Не так штобы дом, но хорошо. А теперь нет, и опустело будто.

Сейчас вот понялось, што на многое через Фиру смотрел. Он ж вся такая искренняя и радостная, што и грязи тамошней незаметно было.

Ёсик, Товия, Самуил – они же больше охрана, чем друзья-приятели. Такая себе дружба через взаимную выгоду. Не самые плохие ребятя, а может и вовсе хорошие, но вот так.

И всё через так воспринимаю сейчас. Может даже и обратно пошло, с избытком через подозрительность и тоску. Скучаю потому што. Придёшь, а вроде не к кому. В карты есть с кем поиграть, в бабки. А не то. Пусто.

Вроде как лето и осталось, но каникулы закончились, нет летнево настроения. Август и тёплышко ещё, обкупаться успею не раз, ягод фруктовых поесть, наприключаться интересно и по-всякому, а не то.

Одесса осталась солнечной и летней, а на Молдаванке будто октябрь.

Глаза у Фиры красные, сама сопит што тот ёжик, да хвостиком за мной ходит. Встану только, так сразу в руку вцепляется, и ну сопеть! Тяжко так на душе становится, но и отцепляться ещё тяжче, будто впополам всё рвётся.

У тёти Песи тоже глаза на сильно мокром месте, но она и не стесняется, промакивает платочком, а просмаркивается передником. Мелкие пока мало што понимают, да и не был я с ними близко, но за компанию вроде как и куксятся. Ходят надутые такие, но не ревут, сдерживаются.

Они за прошедший месяц, пока мать и старшая сестра в больнице лежали, здорово по ним скучали. И вот теперь соскученные и долгожданные мать с сестрой сильно огорчены. Вот и ходят мелкие, кривят мордахи.

Ну и по мне, наверное, немножечко скучать будут. Не стока по самому мне, а больше по каруселям и мороженому, да прогулкам в парке большой гомонящей компанией. Толком ещё не понимают, но чувствуют.

— Может, таки останешься? — просморкавшись звучно, нерешительно подала сырой голос тётя Песя. — А? Документы выправим через Фиму, пусть он даже и сто раз на Туретчине! Связи-то ого! Остались.

— Да! — Фира до боли вцепилась в руку. — Как Шломо! Как Егор, как кто угодно! А?!

Прижимаю на мгновение к себе, и оно растягивается на несколько минут. Проревевшись и насквозь намочив слезами рубаху, Фира нехотя отрывается. Глаза краснющие, веки припухшие.

— Я некрасивая, да?

— Красивая, — достаю платок и вытираю слёзы, — просто зарёванная.

— Тогда почему?!

— Потому што я Егор Кузьмич Панкратов из Сенцово, а не таки Шломо из Бердичево. Хочу по улицам ходить спокойно, к родне в деревню не тайком съездить, а как Егор. Потому што в Москве у меня друзья, дела, заработок.

— Заработок, — вздыхает тётя Песя опечаленно. — Как будто здесь нет?! Ой-вэй! Кто б мне полгода назад сказал, што чужого гоя буду провожать с большим плачем, чем родного племянника, которого у меня таки нет? Я бы сильно плюнула в его сторону, но не слишком сблизи, штоб без ответа, а теперь вот так вот! Сижу, страдаю за чужого мальчика, который стал таки самую множечко своим!

— В следующем годе постараюсь приехать снова, — говорю от самой што ни на есть души, из глубин. По сердцу мне Одесса и новые близкие люди, которые стали почти што родственниками.

Да и уголков негулянных и плохо выгулянных осталось – страсть! Список начал составлять перед отъездом, так мелким почерком на два листа, и ето где я побывать не успел! Где хоть с наскока раз, так тех ещё больше! Не один год изучать со всем интересом и немножечко даже с приключениями.

— Смотри, пообещался! — тут же оживляется тётя Песя. — Только без денег! Считай себя моим гойским племянником, со всеми втекающими!

— Вытекающими, мам, — улыбается девчонка сквозь слёзы.

— А я как сказала?

— Втекающими. Так не говорят.

— Почему? — удивилась женщина. — Так ведь правильней! Я таки хочу, штобы Егорка втёк к нам в следующем году, и очень не хочу, штобы вытек в этом!

Пока они спорили, поднялся наверх Санька. Фира, завидев ево, принимается реветь с новой силой, и отцепляется от меня, штобы перецепиться к Саньке.

Всё одно к одному наложилось, неладно. Из больницы они недавно вышли, отощавшие и соскучившиеся. Больше канешно Фира, но и тётя Песя таки да! Одни глаза и сиськи. Фира и вовсе – икона. В смысле – глазища на сухой доске да краски поблёкшие.

Сыновей Песса Израилевна пообнимала после больницы, потом меня и Саньку, да к плите!

Несколько дней то готовила всякое вкусное и диетическое, то комнатки отскребала, хотя тётя Хая их таки не в грязи держала! Хозяйка потому тётя Песя, што и баба справная, пусть и на чудной идишский лад.

Фирка тоже соскученная. В больнице-то тухло совсем, тем более с тифом надо лежать и не шевелиться. И не почитаешь особо, потому как мозговая горячка может приключиться.

Посетителей туда тоже не пускают, а даже если и пройти за взятку, то сам дурак.

Вышла она, тока-тока нагулялась наново со мной и Чижом по городу, ан всё, уезжаем. Она и наговориться-то после больницы не успела, а нате! Собираемся уже.

У самово сердце разрывается, так жалко. Даже мыслишка такая в голову, што может – действительно? Остаться? Я хоть и не семит, но именно што в Молдаванку – легко! Они здесь такие евреи, што вроде как и да, но не шибко и религиозные.

Всю ночь тогда без сна почти – представлял себя как Шломо и сам с собой же спорил всячески.

А к утру и понял, што нет, не смогу. Погостить – таки да, а жить постоянно, таки к чорту.

— Всё, — мягко оторвал я Фиру от Саньки, — хватит. Нам ещё собираться надо, а до тово перетащить вверх, што оставляем.

— Оставляете? — удивилась тётя Песя.

— До будущево года, — ответил ей, ссыпаясь вниз по лестнице.

Мы вроде и не раскидывались деньгами на покупки, ан накопилось, и немало! Одёжка ладно, почти вся с собой и возьмётся, кроме поменьшавшей. Санька больно уж вытянулся за последний месяц – на хороших-то харчах, да под южным солнышком, чисто бамбук. Такой себе оглобель стал! Был ниже меня почти на полголовы, теперь настолько же выше.

Посуда всякая, ну куда её тащить? Чайник тот же, лампа керосиновая, циновочка на пол. Куда?

Под вагонами если скакать, так не наскачешься с таким грузом. А ехать как баре, как мы и будем, так оно и тоже не надобно. Билет один стоит больше, чем всё ето добро!

Книжки в основном оставляем. Математику, задачки шахматные да несколько книг с поезией с собой беру, а другие здесь. Купил вот по случаю учебники для прогимназии с первого по четвёртый – думал, для Саньки, да думалка от жадности дешёвой плохо сработала. На Хитровку, да с серьёзным багажом, ето никакие иваны в знакомцах не помогут!