Василий Панфилов - Детство 2

— Заставить человека делать то, что тебе нужно, оставив приятное послевкусие? Хм… а при чём здесь Лев Лазаревич?

Раз уж сна ни в одном глазу… Кстати, сколько там натикало? Приподнявшись, нашариваю часы и чиркаю спичкой, пытаясь разглядеть цифры. Утро уже почти, светать скоро будет.

Ладно… Так при чём тут Лев Лазаревич? Кручу его и так, и етак. На Москве его знают как люди почтенные, законопослушные, так и хитрованцы. Абортмахер, иногда скупщик… вроде как. Такой вот дяденька, себе на уме, да в свою пользу.

Здесь тоже знают, местный всё-таки, с Молдаванки. Тоже всякий народец, и криминальный в том числе, если даже не в первую голову.

Письмо сестричке своей двоюродной написал, да мне записочку для неё. Особово подвоха вроде как и нет. Песя Израилевна даром што еврейка, а такая дура простодырая! Вроде и выторговала деньги за жильё да питание, так кормит так, што ажно неловко иногда становится. Чуть не на три рубля с Санькой и едим. Тоже мне, еврейка!

Не, на Хитровке бабы поухватистей! Ети не стали бы кефалями кормить да бананами! Шаз! Ел бы на пять копеек в день, ну может на гривенник, да и радёшенек был бы!

Надо будет подкидывать ей иногда всяко-разного. Или не так прямо, а может просто – Фирку там сводить куда, гостинчик братам её? И то дело! Ну или купить што вкусново на базаре, да и принесть – вроде как на, тётя Песя, угощайся! А то всучили слишком много торгаши ваши одесские, оно ведь испортится!

Што-то мысли не в ту сторону попёрли! Так… Лазаревич, письмо… письмо, письмо… Ах ты ж сука!

— А? — отозвался сонный Чиж.

— Спи, рано ещё!

Остатки сонности растаяли, как и не было. Письмо, ну точно! Сеструхе своей двоюродной написал, штоб ета дура простодырая хоть что-то заработала вокруг меня. Вдова всё-таки.

Если сеструхе написал, то кто мешал дружкам своим написать? Детства, значицца. Подходы штоб нашли и вообще.

На Хитровке я человек не из первых, ан и не из последних! Можно через меня што-то делать и какие-то вопросы решать.

На слабину, значицца, попробовать, а если получится, то и в долги вогнать. Деньгами взять на арапа [5] «Брать на арапа» и «заправлять арапа» – оба эти выражения восходят к воровскому жаргону. Выражение «брать на арапа» имеет несколько значений. В первом оно означает – брать на испуг, добиваться признаний при помощи несуществующих улик, невыполнимых угроз. То же самое, что блатное «брать на понт». Со вторым выражением – «заправлять арапа» – дело обстоит ещё интереснее. «Заправлять арапа» значит – обманывать, лгать, дурачить. не вышло, сразу и отдал. Ну тут они промашку дали, недооценили. Ха, буквально! Может поторопился кто, а может абортмахер етот в письме не прямо писал, а намёки намёкивал.

А вот морально…

Мне снова захотелось курить.

…получилось.

Потому как Фима, который Бляйшман, претензий ко мне вроде как и не имеет, но ето всё «вроде как» и есть. Надо будет, так и разложат каком кверху, да и объяснят, где и как я был не прав! Потому как теперь он может подойти ко мне и попросить што-нибудь етакое… не совсем штоб очень уж, но имеет. И отказать не смогу, потому как долг. Моральный. Ну то есть могу, но как бы и не стоит, особенно в Одессе.

Насчёт Фиры вообще разговор отдельный. Ето ко мне претензий вроде как и нет, а вот про Фирку прямо было сказано, што не права она. А поскольку она за меня заступалась, то снова выходит, што мне и отвечать, иначе ой. Репутация.

Вот же Лазаревич, сука! Вроде как и сделал хорошо, но всё в свою пользу!

Чуть погодя я поостыл и мыслил уже без горячности. Лазаревич, он конешно и сука, но кто я ему? Родственник? Просто запомнить надобно будет и при случае тово. Ответочку.

А долги отдавать придётся, ети его! И лучше отдать заранее, пока не подошли. Оно лучше-то, когда на своих условиях.

Заниматься в то утро не стали, потому как чувствовали себя как старая деревянная мебель, трухлявая и скрипучая. Так тока, размялись мал-мала, с кряхтением превеликим.

Завтракали так, што прямо ой! Вкусно всё, и от пуза. Я тогда точно уверился – надо будет ещё подкинуть! А то ведь очень уж душевная тётка.

Я потому и впутывать её в дела наши не стал.

— Спасибо, — говорю, — тётя Песя, вкуснотища прямо-таки необыкновенная!

Вышли во двор, а Фира с нами.

— Ты как, — спрашиваю у неё, — за Фиму Бляйшмана знаешь?

— Серьёзный человек, — и мордаха такая погрустневшая, што мне вот захотелось кому-нибудь морду набить, штоб грустность ету убрать.

— Знаешь, где етот серьёзный человек живёт, да под кем он ходит?

— Конечно! — аж подскочила, возмущённая такая. Как же – она, и вдруг не знает чего!

Серьёзные люди, как водится, работают в Одессе всё больше ночами. Еле-еле вытерпели до после обеда, проведя утро на море, да и пошли к Бляйшману.

У тово свой дом двухэтажный из ракушечника. Не так штобы и большой, но на одного человека, пусть даже и с семьёй, так и немаленький. Двор собственный, на котором разместилось несколько сараев и два больших дерева. Богато!

— Мой боевитый друг Егор и его верный Санька Пансо! Моё почтение! — заорал он сверху, заприметив нас перед калиткой, подскакивая из-за стола. — Поднимайтесь, я как раз завтракаю!

Смотрю, Фира погрустнела – её-то не упомянул, а значицца – затаил. Прямо почти о том сказал. Ну да тут дело такое, что за пролитую кровь порой меньше спрашивают, чем за сказанные слова.

— Супруга моя, Хая, — представил он толстую красивую бабу, почти што красивую, только очень уж лупоглазую. — Садитесь!

— Спасибо, дядя Фима, — отвечаю вежественно, не забыв снять картуз. — Мы только из-за стола.

— Какие милые мальчики! — умилилась Хая, и рукой меня за щёку щипет. — Так заходите к нам почаще, когда из-за стола! Всегда будем рады таким гостям! Фима, может тебе завести побольше русских друзей? А то эти жидовские морды, норовящие пожрать на дармовщинку, мине уже как-то надоели! Мине хватает одной жидовской морды – твоей! Ну может ещё Ёсик, когда он приезжает голодный от своего петербургского университета! И хватит! Вот когда Ёсик заведёт детей, тогда совсем другое дело.

— Всегда будем рады, тётя Хая, — ответил ей, — мы собственно, по вопросам дружбы и добрососедства пришли.

— Тётя! — умилилась та, и снова за щёку меня. — Скажу на Привозе, што обзавелась гойским племянником, так мине не так поймут! А потом объясню ещё раз, и мине поймут ещё неправильней!

Минут десять так развлекались, словесами перебрасывась. Потом Фима доел и бровку етак вверх вздёрнул.

— Долги возвращать надобно, дядя Фима, — и улыбаюсь, — етому меня жизнь научила.

Тот кивнул важно так, и рюмочку – жах! И глазами вопрошает.

— Я предпочитаю отдавать так, штобы мне должны оставались. У вас как, сдачи найдётся? Или лучше сразу?