Сергей Синякин - Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI

Потом взгляды присутствующих обратились на Бертрана.

— Зачем же оскорблять Его величество? — спросил Ришелье. — Никто не смеет подвергать оскорблениям помазанника Божьего, небо покарает любого неразумного человека быстрее, чем он думает.

Бертран оглядел присутствующих.

— Запах, — сказал он. — Здесь давно уже запах мертвецкой, только вы еще не сообразили, что смердите вы сами.

— Смелый юноша, — одобрительно сказал кардинал Ришелье. — Сразу видно, что он не верует в Господа нашего, с чьего одобрения происходит все в мире.

— Да что с ним разговаривать? — грубо поинтересовался граф де Монбарон. — Посметь назвать нас падалью! Да прежде он сдохнет сам, а я буду утешать короля на его могиле!

— Граф! — сказал Ришелье. — Не торопите события!

Бертран сделал несколько глотков из кубка. В кубке оказался коньяк.

— Пресмыкающиеся! — радостно нашел он слово, чувствуя, что хмель все более и более одолевает его. — Вы властны лишь перед слугами и дрожите при одном слове короля. И раньше вы тоже дрожали! Дрожали перед начальством, я знаю. Невелика честь править сборищем трусов! С большим удовольствием я бы вернулся назад, пусть там меня и ждут американские солдаты. Да я бы согласился жить среди русских, которых вы так неистово боитесь! Ну, кто из вас скажет королю, что меня следует отправить обратно, кто скажет, что я не оправдал ваших глупых надежд?

— Маленький наглец! — изумленно и тонко сказал кардинал Сутерне. — Щенок, требующий урока!

— Не знаю, как все вы, — крикнул со своего места де Монбарон, — но я не собираясь спускать щенку его наглость.

С этими словами он запустил в Бертрана кусок жирной свинины. Кусок со смачным звуком ударился о камзол Бертрана в районе груди.

— Забавно! — крикнул маршал де Тревиль, в свою очередь запуская в ослушника обглоданной костью.

Страшным смехом засмеялись за столами, и в Бертрана полетели куски мяса, сахарные фигурки, что являлись украшением столов, даже сервизные чашки и тарелки неслись в его сторону, рассыпая на лету остатки салатов и мясной нарезки. Бертран едва избегал метких бросков, в которых дворянство состязалось с духовенством. Лицо и камзол покрылись жирными пятнами, белокурый тщательно завитой парик слетел на пол. Бертран в отчаянии метнулся к двери, за которой скрылся король. Но дверь оказалась запертой, и он застыл, принимая удары и уворачиваясь от самых опасных, что грозили серьезными травмами. Сальные шутки сопровождали броски и рождали в Бертране Гюзельхирне отчаяние. Теперь он понимал, как опрометчиво поступил, разворошив и разозлив осиное гнездо псевдоаристократов. Они отбросили свои аристократические замашки, явив свету подлинно свиные рыла, но, может, именно так выглядит настоящий аристократ, получивший возможность унизить равного себе и даже стоящего выше. Привыкшие не церемониться с лакеями, присутствующие за столами люди дали волю своим поступкам, уверенные в том, что на них их благословил сам король, в недовольстве и гневе покинувший стол. Сейчас они мстили Бертрану за вчерашнее превосходство.

— Ха-ха-ха! — разражался маршал де Тревиль при виде того, как брошенный кусок мяса сплющился о голову несчастного принца.

— Хо-хо-хо! — вторил ему кардинал Сутерне, в восторге оттого, что зеленый горошек и раковые шейки из салата «оливье» усыпали камзол принца, задерживаясь в его мелких складках.

— Прекратить! — пронзительно приказал кто-то.

Поток летящих в сторону Бертрана кусков прекратился.

— Как вам не стыдно, господа! — укоризненно сказал в наступившей недовольной тишине герцог де Роган. Его не было на обеде, сказали, что де Роган задерживается, и вот он вошел в зал, стремительный и опасный, словно взведенная пружина. — Перед вами принц! Прерогатива короля наказывать его за прегрешения. И кто вам сказал, что король что-то имеет против принца? Да, сегодня он высказал свое недовольство, как завтра окажет ему свое расположение. Будете ли вы тогда просить у принца прощения? И простит ли он вас? Ваше преосвященство, вы поступили неосмотрительно, не остановив этот жуткий произвол!

Пока герцог вел подобные речи, скользнувшие в зал лакеи торопливо убирали следы безумства толпы.

— Благодарю вас, герцог, — виновато сказал Бертран, подставляя лицо мокрой салфетке, которую держал в руках краснолицый лакей. — Кажется, я сильно перепил!

Герцог де Роган кивнул.

— Что и говорить, — сказал он, — пьяный всегда швырнет камнем, который трезвый человек держит за пазухой. Полагаю, вы получили достаточный урок за свою несдержанность. Теперь вы понимаете, что в свинарнике не стоит заливаться соловьем? Идемте со мной, принц! И не обращайте внимания на остальных, выпито было слишком много, чтобы они осознали глупость своего поступка. Кстати, кто первым бросил в вас чем-то со стола?

— Я не заметил, мой дорогой друг, — сказал Бертран. — Все произошло так неожиданно…

— Оно и к лучшему, — кивнул герцог де Роган, не оборачиваясь. — Простить толпу несравненно легче, чем единственно виноватого человека.

Разговор не клеился.

Бертран ощущал скованность, находясь в одной комнате с людьми, о которых он знал только дурное. Тем не менее, он не мог не признать, что именно герцог де Роган выручил его из неприятной ситуации совсем недавно. Бертран еще не отошел от недавнего потрясения. Скандал, случившийся на королевском обеде, выбил его из колеи.

— Мой принц, — укоризненно сказал де Роган. — Надо сказать, что последнее время вы ведете себя на редкость неблагоразумно. Стоило ли дразнить короля? Поверьте, я отношусь к вам с полным благорасположением, но стоит ли дразнить гусей? Вы накличете неприятности на собственную голову.

— Изъясняйтесь прямее, герцог, — сказал второй из собеседников Бертрана — маркиз Гранлон, тучный и усатый хозяин дома, достигший шестидесятилетия, но сохранивший гладкость лица и черную густоту волос. Он тоже был одним из немногих, не принявших участия в унижении принца. — Современная молодежь не понимает изысканного слога, они изъясняются прямее. Принц, — он повернулся к Бертрану. — Вы ищете приключений на собственную задницу. Поверьте, я хорошо знаю нашего короля, он никогда не отличался особым терпением. Он предпочтет лишиться наследника, но сохранить порядки, установленные им в королевстве. Никто и никогда уже не отпустит вас обратно, тайна Паризии должна сохраняться, а вы ведь не будете молчать.

— Я мог бы поклясться, — устало возразил Бертран. — Я чувствую себя лишним здесь, мне претят установленные порядки, я никогда не испытывал желания править огнем и мечом, этому невозможно научиться, с этим нужно родиться в крови. Я не Нибелунг!