Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

Поэтому он с облегчением воспринял момент, когда они сели на поезд, идущий в Сальту. Некоторое время господин Мюллер дотошно расспрашивал Бертрана, не заметил ли тот при посадке чего-нибудь подозрительного, но поскольку Бертран ничего подозрительного не заметил, его спутник несколько успокоился. Но тут неожиданно выяснилось, что один из чемоданов, в котором находились рубашки Бертрана, исчез.

— Жулики, — философски заметил господин Мюллер, освобождаясь от пиджака. — В Буэнос-Айресе большая безработица, милейший Бертран. Вы видели, сколько метисов слоняется по перрону? Работать на плантациях они не хотят, для всякой иной работы они тоже достаточно ленивы, а вот воровать научились. Да не переживайте, Бертран, в Сальте мы купим новые вещи, и перед вашим дядюшкой вы покажетесь в достойном виде. Это я вам обещаю.

За окном медленно тянулись пригородные строения, в вагоне быстро становилось душно и жарко, и Гюльзенхирн понял, что путешествие будет нелегким. Особенно удручало отсутствие сорочек. У той, что была на Бертране, под мышками уже темнели потные круги, и не было никакой возможности поменять ее.

— Садитесь, — сказал Мюллер. — Я хотел бы поговорить с вами, Бертран, о вашем дядюшке.

Бертран сел, недоверчиво глядя на спутника.

— Так вы мне все наврали? — спросил он, вглядываясь в бледное лицо.

Бледное невыразительное лицо спутника порозовело.

— Как вы бестактны, — пожевав губы, упрекнул Мюллер юного собеседника. — Нет, я не обманул вас, Бертран. Более того, пожалуй, я рассказал вам не все, а кое в чем даже немного умышленно ошибся.

— Да? — Бертран склонил голову, саркастически улыбаясь. — Тогда подошло время рассказать правду.

— Для всей правды, — спокойно отвечал Мюллер, нисколько не смущаясь недоверчивой напористостью своего спутника, — время еще не пришло. Вся правда, пожалуй, потрясет вас. Поэтому я постараюсь вводить вас в курс постепенно, мой молодой друг, и вы можете смело поверить мне, что это я делаю исключительно для вашей пользы.

Он задумчиво помолчал, играя идиотским пестрым перышком, неведомо откуда появившимся за лентой его черной широкополой шляпы.

— Помнится, я говорил вам, что поместья вашего дядюшки обширны, — сказал он, наконец. — Но я не говорил вам, Бертран, насколько они обширны. Пожалуй, владения вашего дяди вполне можно сравнить с небольшим государством — площадь этих владений составляет около двух тысяч квадратных лье, на которых проживает около десяти тысяч человек. И представьте себе, ваш дядюшка является повелителем этих жителей. Каждое его слово является своего рода законом. Надо сказать, Бертран, ваш дядюшка в высшей степени необычный человек.

— Вы сказали, около тысячи лье? — выделил голосом Бертран.

Его собеседник смущенно замахал руками.

— Конечно же, — поправился он. — Я оговорился. Разумеется, что речь шла о милях или, если вы того пожелаете, километрах. Но речь совсем не об этом, Бертран. Речь идет о вашем дяде. Надо сказать, ваш дядя совершенно нетерпим к людям, которые пытаются ему противоречить. Вас это не смущает?

— С какой стати? — удивился Гюльзенхирн. — Наоборот, я считаю, что владелец крупного состояния и обширного земельного надела заслуживает того, чтобы к его мнению прислушивались.

— Превосходно, — с одобрением в голосе заметил господин Мюллер. — Думается, я в вас не ошибся, молодой человек. Вы умны и к тому же в достаточной степени самоуверенны. Надеюсь, это поможет вам сохранить душевное равновесие во владениях дяди.

Внезапно он замолчал, прислушался к происходящему в коридоре, привстал, извлекая из кармана пистолет. На этот раз у господина Мюллера в руке был парабеллум. Застав войну, пусть и в самом ее конце, Бертран Гюльзенхирн научился разбираться в оружии. Да, это был тяжелый парабеллум армейского образца, грозное оружие в руках того, кто умел им владеть. Судя по парижским событиям, Ганс Мюллер оружием владел в совершенстве.

Бертран ошарашено смотрел на спутника. Мюллер производил впечатление психически больного человека, в крайнем случае, неуравновешенного. Сам Бертран не слышал ничего подозрительного и не мог взять в толк, с чего же вскинулся его наперсник, оборвав поучения?

Господин Мюллер прижал палец к тонким бледным губам, осторожно передернул затвор пистолета. Теперь и Бертран явственно услышал, что за дверью кто-то напряженно дышит.

Господин Мюллер рывком открыл дверь.

Перед дверью стоял метис с коробом торговца. В коробе виднелись бутылочки пива, пачки печенья и сушеных креветок, иная мелочь — обычный набор торговца, промышляющего в поездах. Но господин Мюллер так не думал. Рывком он втянул метиса в купе, запер за ним дверь, одновременно упирая ствол парабеллума в подбородок торговца.

Метис забормотал что-то непонятное. Скорее всего, он говорил по-испански, а этого языка Бертран не знал, к тому же язык был осложнен местным диалектом, о существовании которого Бертран в Европе даже не подозревал.

Господин Мюллер что-то спросил метиса.

Тот торопливо затараторил, но, видимо, он говорил совсем не то, что хотелось услышать господину Мюллеру. Тот коротко размахнулся и стволом пистолета ударил метиса в пах, одновременно зажимая ему рот рукой. Бертран удивился, как все ловко получается у его спутника, словно он всю жизнь занимался подобными делами. Метис согнулся, и мучитель потащил его в туалетную комнату, захлопнув дверь перед носом Бертрана. Очевидно, господин Мюллер не желал, чтобы при его беседе с торговцем присутствовал молодой Гюльзенхирн.

Бертран сел, охватывая голову руками. Происходящее казалось ему бредовым сном. Непонятные покушения и более чем непонятные намеки господина Мюллера заставляли задуматься над происходящим. Теперь Бертран окончательно уверился, что попал в лапы психически неуравновешенного человека, возможно даже маньяка, который собирался использовать Бертрана в неведомых целях. Вряд ли это было убийство, ради этого господин Мюллер не стал бы его тащить на другое полушарие планеты, прикончил бы его в родном Гамбурге. Однако неизвестность пугает. Бертран прислушивался к происходящему в туалетной комнате, но слышал лишь короткие лающие вопросы господина Мюллера и невнятное мычание метиса. Потом в ванной что-то глухо стукнулось об пол и наступила тишина.

Бертран поднял голову.

Дверь в туалетную комнату отворилась, и показался улыбающийся господин Мюллер. Господи, он выглядел умиротворенным!

— Бертран, — тоном, не допускающим пререканий, сказал господин Мюллер. — Надо открыть окно.

Бертран не смог бы объяснить, почему он повиновался, но когда окно было открыто, и в купе ворвался ветер, вызванный движением поезда, господин Мюллер позвал его в туалетную комнату. Метис неподвижно лежал на полу и на лице его стыл испуг.