Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

— Пустое. Пришлось усмирить одну деревеньку, проклятые негры не желали выделять женщин в дворцовую обслугу.

— Теперь они изменили свое решение?

— О да! Теперь, я думаю, они охотно отдают своих баб для дьявольских застолий. Мы стерли деревню с лица земли.

— Достойный подвиг, дорогой маршал. Я думаю, он найдет свое отражение в королевской хронике.

— Пустое, виконт. Передайте мне вон тот салат с раковыми шейками. Мне кажется, он недурен.

Одни из сидящих за столом бледнели. Другие — напротив — наливались апоплексической краснотой, речи постепенно становились все развязнее и крикливее. За столом царил гам, в котором трудно было разобрать отдельные слова.

С краю стола взялись рассказывать анекдоты.

— И вот маркиз возвращается домой, влетает в опочивальню маркизы и застает ее голой. Он, естественно, бросается к настенному шкафу, распахивает дверцы, и за платьями маркизы видит своего соперника виконта. Совершенно голого.

— Что вы здесь делаете, виконт? — кричит маркиз.

— Ищу свою шпагу, — отвечает тот.

— Виконт, зачем вам шпага, если природа наделила вас таким великолепным мечом? — удивился маркиз, разглядывая соперника.

— Вот этот меч и заставляет меня искать шпагу, — признается виконт.

— Ха-ха-ха! Неплохо!

За столом, где сидело духовенство, велись свои разговоры.

— И тогда кюре взял жареного каплуна, — рассказывал кардинал Сутерне, — с сожалением оглядел его и сказал:

— Ничего не поделать, идет пост. А раз так, — он перекрестил каплуна, — нарекаю тебя карпом!

— И это означает, что для сообразительного человека нет запретов, — тонко усмехнулся Ришелье. — Умный человек всегда найдет возможность обойти заслоны, воздвигнутые крючкотворами.

Слуги-мулаты внесли на нескольких блюдах запеченных на вертелах кабанов, украшенных зеленью и овощами. Король оживился. Взяв в руки позолоченную вилку, он постучал ею по полупустой бутылке, привлекая внимание к своей особе.

— Кабан! — звучно сказал король. — Один из символов государственности Паризии! Наши предки охотились на кабанов в лесах Бургундии и Руссильона. Кабан подавался воинам на пиршественном столе, когда приходило время отметить победу. Кабан подавался во время печальных тризн. Кабан подавался перед битвами, чтобы воины Паризии прониклись его яростным духом и не щадили врага, как это делает кабан. В маленькой древней деревушке, которую не смог сокрушить даже римский цезарь, издавна уважали кабана за храбрость и всесокрушающую ярость. Выпьем, господа, на кабаньей крови, окажем уважение непобедимым предкам и их символу — кабану.

— Ха, — в наступившей тишине вдруг сказал Бертран, с головой бросаясь в омут вседозволенности. — Только я не вижу кабана, я вижу пекари — болотную свинью, которой кто-то смеха ради приделал клыки.

— Бертран! — ровным голосом, в котором слышался рождающийся гнев, сказал король.

— Но, дядя! — Бертран залпом выпил еще полстакана коньяка, на мгновение прояснившего голову и заставившего принца ужаснуться собственному поступку. — Нас обманули! Под видом кабана нам подсунули болотную свинью. Разве можно поверить в подобное надувательство?

— Принц, опомнитесь! — воззвал с другого стола Ришелье. — Ваши речи граничат с богохульством и святотатством. Другие из-за меньшего кончали свою жизнь на костре!

— Бертран, замолчи! — злобно краснея лицом, приказал король.

— Фальшь, опять фальшь, — грустно сказал Бертран, отрезая кинжалом заднюю ногу фальшивого кабана. — Если ставится спектакль, то и актеры должны играть достойно, и декорации соответствовать спектаклю. А что это? Из этой ножки не приготовить приличного айсбанна!

— Бертран! — прогремел король.

Он встал, нависая над столом и яростно комкая салфетку.

— Что вы сердитесь, дядя? — кротко удивился Бертран. — Я всего лишь говорю истины, все остальные ежесекундно изрекают ложь. Есть люди, которым нравится жить миражами, грубых реалий жизни они просто не выдержат, реалии жизни чреваты для них петлей. Будет ли думать об истине тот, кто стремится убежать от петли? Но разве это так важно? В конце концов, французское жаркое от датского отличается не только рецептом, но и ингредиентами. Вы знаете, как приготовить человека? Рецептов великое множество, например, приготовления цыпленка. Возьмите его и замените основной ингредиент — цыпленка человеком. А далее строго следуйте рецепту.

Король швырнул салфетку на стол, некоторое время он бешено вглядывался в племянника, словно выискивая наиболее уязвимое место на его лице, потом выругался и покинул зал.

За столами стояла тишина. Все прислушивались к твердым удаляющимся шагам, словно надеялись, что король повернет обратно. Никто не ел, о кабанах забыли, хотя перед каждым из присутствующих лежали роскошные куски.

Потом взгляды присутствующих обратились на Бертрана.

— Зачем же оскорблять Его величество? — спросил Ришелье. — Никто не смеет подвергать оскорблениям помазанника Божьего, небо покарает любого неразумного человека быстрее, чем он думает.

Бертран оглядел присутствующих.

— Запах, — сказал он. — Здесь давно уже запах мертвецкой, только вы еще не сообразили, что смердите вы сами.

— Смелый юноша, — одобрительно сказал кардинал Ришелье. — Сразу видно, что он не верует в Господа нашего, с чьего одобрения происходит все в мире.

— Да что с ним разговаривать? — грубо поинтересовался граф де Монбарон. — Посметь назвать нас падалью! Да прежде он сдохнет сам, а я буду утешать короля на его могиле!

— Граф! — сказал Ришелье. — Не торопите события!

Бертран сделал несколько глотков из кубка. В кубке оказался коньяк.

— Пресмыкающиеся! — радостно нашел он слово, чувствуя, что хмель все более и более одолевает его. — Вы властны лишь перед слугами и дрожите при одном слове короля. И раньше вы тоже дрожали! Дрожали перед начальством, я знаю. Невелика честь править сборищем трусов! С большим удовольствием я бы вернулся назад, пусть там меня и ждут американские солдаты. Да я бы согласился жить среди русских, которых вы так неистово боитесь! Ну, кто из вас скажет королю, что меня следует отправить обратно, кто скажет, что я не оправдал ваших глупых надежд?

— Маленький наглец! — изумленно и тонко сказал кардинал Сутерне. — Щенок, требующий урока!

— Не знаю, как все вы, — крикнул со своего места де Монбарон, — но я не собираясь спускать щенку его наглость.

С этими словами он запустил в Бертрана кусок жирной свинины. Кусок со смачным звуком ударился о камзол Бертрана в районе груди.

— Забавно! — крикнул маршал де Тревиль, в свою очередь запуская в ослушника обглоданной костью.

Страшным смехом засмеялись за столами, и в Бертрана полетели куски мяса, сахарные фигурки, что являлись украшением столов, даже сервизные чашки и тарелки неслись в его сторону, рассыпая на лету остатки салатов и мясной нарезки. Бертран едва избегал метких бросков, в которых дворянство состязалось с духовенством. Лицо и камзол покрылись жирными пятнами, белокурый тщательно завитой парик слетел на пол. Бертран в отчаянии метнулся к двери, за которой скрылся король. Но дверь оказалась запертой, и он застыл, принимая удары и уворачиваясь от самых опасных, что грозили серьезными травмами. Сальные шутки сопровождали броски и рождали в Бертране Гюзельхирне отчаяние. Теперь он понимал, как опрометчиво поступил, разворошив и разозлив осиное гнездо псевдоаристократов. Они отбросили свои аристократические замашки, явив свету подлинно свиные рыла, но, может, именно так выглядит настоящий аристократ, получивший возможность унизить равного себе и даже стоящего выше. Привыкшие не церемониться с лакеями, присутствующие за столами люди дали волю своим поступкам, уверенные в том, что на них их благословил сам король, в недовольстве и гневе покинувший стол. Сейчас они мстили Бертрану за вчерашнее превосходство.