Марчин Вольский - Волк в овчарне

Любопытно, как многие до сегодняшнего дня не могут мне простить того, что я уничтожил компанию собственными руками. Недавний лауреат Нобелевской премии по литературе, тот еще жулик, забывший о стипендиях, выплачиваемых ему много лет, даже написал обо мне роман "Обращенный в борделе" и с этим пасквилем вскарабкался на вершины списков популярности. Я прощаю ему, ибо не знает он, что творит. Я и сам был таким.

Был? Как же мало я помню из собственного прошлого, той рутины будничного управления крупным предприятием, совещаний с сотрудниками, занимающимися рекламой и маркетингом, относительно конкурсов на максимальный разврат, оргий на яхте или на вилле премьера… Иногда, оглядываясь назад, я гляжу на свой вчерашний день словно на документальный фильм о чужой жизни, искусственно приклеенный к моей личности, и задаю себе вопрос: а кто я такой? Старый, перепуганный сукин сын, который пришел к вере перед лицом неизбежной смерти, или же, и вправду, Альфредо Деросси, позолоченная арабеска розеттинского барокко. Трудно поверить, но мне все время вспоминаются все новые и новые подробности его жизни: люди, места, события, не могу всего этого объяснить иначе, как только дефектом своего мозга, опухолью, которую у меня вырезали, но вот до конца ли… Бывает, что я даже представляюсь как Деросси (в последний раз так случилось на приеме у президента республики), калякаю поправки на полях исторических книг в уверенности, что все происходило не так, как в сообщениях мемуаристов, поскольку я сам лично был их свидетелем. Только ведь я не выступлю на историческом симпозиуме как свидетель пражской дефенестрации [16] Дефенестрация (от лат. de в общем случае — извлечение и fenestra окно) — акт выбрасывания кого-либо или чего-либо из окна. Чешский исторический и политический феномен, событие, имеющее далеко идущие последствия. В истории Чехии как минимум два события известны как Пражская дефенестрация: первое в 1419 году, второе в 1618 году. Обе послужили толчком к продолжительным конфликтам в Чехии и соседних странах (последняя стала толчком к началу Тридцатилетней войны). , штурмов Ля Рошели или лудёнских процессов [17] В XVII веке город (Лудён – запад Франции) прославился своим судебным процессом (1634) в связи с эпидемией одержимости бесом, охватившей общину урсулинок в Луденском монастыре, жертвой которого стал католический священник Урбен Грандье, приговорённый церковным судом к сожжению. В Парижской Национальной библиотеке хранится факсимиле демона Асмодея и его собственноручное письмо, адресованное аббату Грандье. . Все то, как мне кажется, это конфабуляции после чтения книг и просмотра фильмов, миражи с разных уровней сна. Или просто мечтания. Другое дело, а имеются ли мечтания у такого типа, как я? Иногда я размышляю над тем, что было бы, если бы на принципе компьютерной игры повторить какую-либо последовательность действий, к примеру, вернуться на Сицилию и добросовестно сотрудничать с доном Камилло. Удалось бы нам затормозить прогресс? И каковы были бы последствия? Что, феодализм до нынешнего времени?

* * *

Подхожу к балюстраде и над вершинами кипарисов гляжу на ночную метрополию. На современную Розеттину, так мало отличающуюся от мира, который превратился в один Громадный McWorld. Но если бы я решился прикрыть веки, быть может, вновь услышал бы призывы портовых перекупщиков, стук колес на деревянной мостовой, жемчужный смех продажных девок из-под "Жестяного Ангела", и очень скоро, непонятно откуда, появился бы запах темперы из моей мастерской, а потом запахи мяса и кореньев, которыми Ансельмо привык приправлять жаркое… Как вдруг, наконец…

Звук полицейских сирен и пульсирующие огни мигалок призвали меня к действительности. Под нижними воротами моей резиденции что-то происходило. Я позвонил Коррадо, который дежурил перед мониторами. Охранник не отвечал. Наверняка, как обычно, дрых на службе. Я затянул поясок халата потуже и вошел в кабину лифта.

Нижний холл моей резиденции представляет собой компромисс между традицией и современностью. Традиция представлена солидной дубовой дверью, современность обеспечивают камеры наблюдения. У полицейского, стоящего перед воротами, была наглая рожа деревенщины из Романии, которому усы, по крайней мере, по его собственному мнению, должны были придать боевой дух и приметы благородства.

- Мы гонимся за беглецом, - коротко бросил он. – Имеются опасения, что преступник мог попасть на территорию вашего имения.

Я заметил, что полицейский шепелявит; возможно, причиной тому был раскрошенный зуб, а может – всего лишь врожденная неряшливость. Помимо того, благодаря камере, я прочитал его визитку: капитан Раффаэлло Серафини. Неплохо!

- Я готов к любому сотрудничеству с властями, синьор капитан, - сказал я, открывая дверь. – Но боюсь, однако, что вы только теряете время. Мой дом построен на недоступном скальном выступе. Единственные входы, то есть эти двери и въезд в гараж, прослеживается камерами днем и ночью. – Я указал на зеленые светодиоды датчиков. – Как сами видите, нет никаких следов тревоги. Ну а подъем по скале без альпинистского снаряжения совершенно невозможен…

Полицейские с фонарями разбежались вдоль стен. Капитан выглядел разочарованным. Тем временем, из служебного помещения вышел полуголый Джино: двухметровая конструкция, состоящая, похоже, из сплошных костей и мышц, брат-близнец Коррадо; лично я их различал исключительно по большей степени тупости, рисующейся на лице Джино.

- А где Коррадо? – спросил он, - почесывая растрепанную башку.

- На верху, - ответил я, не раздумывая, даже не зная, почему я говорю неправду. Чувствовал я себя странно, вот не могу определить этого состояния: с одной стороны там имелся страх,Ю а с другой – любопытство, неестественное возбуждение, и черт его знает, что еще.

- А кого, собственно, вы ловите? – спросил я у офицера.

- Славянина, - с неохотой ответил тот. – Этот дьявол во плоти два часа назад выбрался из пенитенциарного заведения в Рокка Гранде, убил двух санитаров, ранил охранника. Украденную с паркинга машину с пустым баком мы обнаружили в трех сотнях метрах отсюда. У него закончился бензин, так что он бросил машину и дальше, наверняка, бежит на своих двоих.

Я, поняв его, кивнул. Славянин – истинное имя пугающего психопата до сих пор так и не было открыто – с какого-то времени был любимчиком средств массовой информации. ЧЕЛОВЕК НИОТКУДА! ФРАНКЕНШТЕЙН! ГАННИБАЛ ЛЕКТЕР – ДВА!- бульварные газеты осыпали егно эпитетами. Год назад море выбросило его, абсолютно голого, к северу от Сан Леоне. Он свернул шею врачу, пытающемуся сделать ему искусственное дыхание, избил двух спасателей. Усмирил его лишь выстрел из духового ружья и доза снотворного, способная повалить атакующего носорога. Последующие месяцы ни прокуратуре, ни психиатрам, ни адвокату Пьетро Фалаччи не удалось установить с ним контакта. Только лишь ругательства на различных славянских языках были единственным доказательством того, что у него имеются голосовые связки.