Марчин Вольский - Волк в овчарне

Тем временем, осмотр моих фортификаций, вроде как, завершился удовлетворительно, потому что капитан вручил мне свою визитную карточку и извинился за то, что морочили мне голову.

- Если заметите что-нибудь подозрительное, звоните…

Я с трудом сдерживал себя, чтобы не стучать зубами. С каждой минутой страх делался все сильнее, и в то же самое время я чувствовал, что мне никак нельзя себя с этим выдать…

На средине скалы находится хозяйственная галерея, по которой можно дойти до винных подвалов и помещений, в которых располагаются агрегаты и склады. Под влиянием интуиции я остановил лифт именно на этом уровне. Тело Коррадо лежало в затененной части галереи. Набрякшее лицо и выпученные глаза говорили о том, что охранника задушили. Но кто, милостивый Боже, мог задушить такого великана? И как этот кто-то смог вскарабкаться по чуть ли не стеклянной горе?

Машинально я сунул руку в карман; оружия там не было – только мобильный телефон. Понятное дело, что я мог позвонить капитану, но этого не сделал.

Входя в библиотеку, я услышал сдавленный крик. Моника!

Все правильно. Славянин захватил Монику и держал ее сейчас в стальном захвате. Он не был столь огромным, как о нем говорили, но очень коренастый, длиннорукий, весь покрытый волосами. В гротескной футболке РОЗЕТТИНА-СПОРТ он походил, скорее, на мутировавшего краба или паука.

- У меня к вам дельце, синьор Гурбиани, - произнес он, скаля зубы в гримасе, которая наверняка должна была изображать улыбку.

Я же размышлял над тем, откуда я знаю это лицо? А если не я, то, может, Деросси?

* * *

В первый раз я увидал его сразу же после того, как вошел в трактир. Не скажу, чтобы он старался обратить на себя внимание. Сгорбившись, он сидел в углу, спиной к двери. И если я его и отметил, то по причине длинных, проворных и косматых рук, которыми он выбирал клецки из миски. Когда я вошел, он не повернулся, но когда хозяин поставил передо мной подсвечник, похожий на менору, в стоявшем передо мной отполированном кувшине мелькнуло мужское лицо. Даже учитывая деформацию изображения на выпуклой стенке сосуда, рожа у него была гадкая, словно морда самого дьявола, которого отец Филиппо изгнал из одной одержимой монашки, после чего поймал и прибил, вроде как с помощью одного лишь знака креста, после чего, набитого тряпьем хранил на самом дне шкафа в ризнице и показывал самым большим грешникам, чтобы те знали страх Божий. Лично у меня были огромные сомнения в отношении того, а дьявол ли это вообще или, скорее, уродливый младенец, плод копуляции святой сестрицы с оборотнем, которых – что ни говори, крайне редко – но можно было встретить в окрестностях Монтана Росса. Несмотря на юный возраст, у меня была, благодаря своему первому учителю в художественном ремесле, ванн Тарну, разработанная зрительная память, настроенная на коллекционирование впечатлений, чтобы впоследствии перенести их на холсты. И действительно, через несколько лет я воспроизвел этого ликаона [18] Оборотень, в данном конкретном случае – человек, превращающийся в волка. в шествии чудовищ и кошмаров, когда писал картину преисподней по личному заказу мсье Сюлли [19] Сюлли, Максимилиан (1560— 1641) — министр, советник и друг Генриха IV. . Другое дело, что тогда я не был еще уверен, желаю ли пойти по следам великих Микеланджело или Рафаэля, либо же желаю углублять знания и стать, как мой ментор, il dottore , называемый дневным медиком и ночным алхимиком. Мир представлялся мне клубком тайн, которые живопись могла регистрировать, но не была в состоянии их разрешить. Правда, переживания времен моей службы Учителю, путешествие в Африку или сицилийское пленение несколько остудили мой интерес к науке. А поскольку на жизнь чем-то зарабатывать было нужно, я более серьезно взялся за кисти и краски, что заполнило мой второй парижский эпизод.

А в Париж я отправился прямо после бегства из Палермо, рассчитывая на поддержку (в том числе и финансовую) благородной Агнес Вандом. К сожалению, когда я прибыл в этот город, оказалось, что герцогиня скончалась родами, выдав на свет мертвого ребенка. Был ли я его отцом, не знаю, но внимательно подсчитывая месяцы, полностью исключить этого не могу. Я очень сильно оплакивал ее и на какое-то время перестал интересоваться женским полом, тем более, что из опыта мог сделать вывод, что всякая моя увлеченность плохо кончается для моей избранницы.

Длиннорукий в течение всего вечера не произнес ни слова. Осушив жбан с вином, жестом руки он призвал трактирщика, требуя принести следующий, я же был слишком уставшим, чтобы заметить, как он, посредством своего импровизированного зеркала внимательно присматривается ко мне. Через какое-то время я отметил, как отправляются на отдых, скрипя ступенями, несколько посетителей. Я получил альков, как на местные условия, довольно чистый, но от гулящих девиц решительно отказался. В те времена услугами блядей я не пользовался, так делать мне не позволяли: сублимированное чувство эстетики, страх перед французской болезнью, а так же врожденное нежелание зря тратить деньги.

Тут следует отметить, что я не привожу воспоминания, которые каждый человек хранит в собственной памяти. Я попросту перенесся туда, в трактир под Краковом, в ту самую северную страну, к которой ранее не имел какого-либо эмоционального отношения, а сегодня, если и испытываю симпатию, то только лишь благодаря Монике, которая, хотя уже много лет проживает в Италии, никогда не отрекалась от своей традиции или обычаев.

Так что же произошло? Неожиданно у меня в мозгах открылась некая задвижка, и я был там! Четырьмя сотнями лет ранее, с сознанием юного Деросси и, к сожалению, без какого-либо осознания будущего, словно бы совершенный клапан отделял мои оба "я". Что интересно, этот барочный мир для меня был столь же реальным, что и интерьер supermercado (супермаркет – ит.) на виа Адриатика, и даже более конкретным, поскольку я из принципа не делаю покупок в этих современных святилищах торговли и только лишь ожидаю Монику в автомобиле.

Но пока что, ничего не зная о будущих роскошествах, я проснулся после ночи, проведенной на опушке дремучего леса, чувствуя запах сена в набитом сухой травой матрасе, слыша вой ветра в дымовой трубе и думая только лишь о расчете за ночлег, еду и корм для коня. У Деросси никакого дара предчувствия не было, хотя моему вниманию не ушло, что на рассвете, когда я готовился к дальнейшей дороге, тот угол, который с вечера занимал демонический незнакомец, был пуст.

* * *

Должно быть, они вышли из трактира передо мной. Похоже, я показался им достаточно богатым, раз отправились в густой лес, расставлять на меня ловушку, несмотря на мороз, столь кусающий, что человек боялся прикрыть век, чтобы те не замерзли, словно дверные створки. Я же с отъездом не спешил, предпочтя хорошенько расспросить про дорогу и местах для отдыха, проверить подпруги, упаковать дорожные сумки.