Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Я не намерен оставаться в Риме больше пары недель. Собираюсь вернуться на родину, вот только припаду к длани понтифика, за тем ведь, собственно говоря, и приехал.

– Что ж, – Тенезильо развел руками. – Знал бы я это раньше… Могли бы, коллега, и зайти.

Вина Павел, конечно, выпил – в знак примирения высоких договаривающихся сторон – однако на предложенный ужин не остался – сказал, что спешит. Да коллега и не особо настаивал, поспешно распрощался, с холодной вежливостью проводив до дверей, после чего поднялся к себе и, усевшись в глубокое кресло, задумался, поглядывая в окно на затягивающееся синими дождевыми тучами небо. Думал синьор Тенезильо недолго – ухмыльнулся, придвинул кресло к столику с чернильным прибором, вытащил из-под изящной античной статуэтки чистый листок и аккуратно, высунув от усердия язык, вывел:

– Уважаемому господину Джанкарло Гоцци, судье…

Осень 1243 г. Рим

…лекарь из Швеции. Вот как – лекарь из Швеции! – задумавшись, коммунальный судья мессир Джанкарло Гоцци отложил принесенное еще вчера письмо, точнее сказать – донос, и потянулся холеной рукой к лежавшему на столе колокольчику. Позвонил.

В кабинет – длинный, богато обставленный, но неуютный – тотчас же заглянул дежурный стражник с алебардой в руках:

– Да, господин судья?

– А кликни-ка мне, любезнейший, этих бездельников – Луиджи и Валентино.

– Слушаюсь, господин судья!

Стражник прикрыл за собой дверь, и в коридоре сразу же раздался его громкий голос. А через некоторое время – да почти сразу же – в кабинет вошли двое: невысокого роста крепыш лет сорока – с круглым, ничем не примечательным лицом и обширной лысиной – Валентино, и скуластый молодой парень – Луиджи – со столь же неприметным, как и у его напарника, лицом и вечной хмуростью, исходящей из темных, глубоко посаженных глаз, напоминавших маленьких хитрых паучков, затаившихся в центре паутины в ожидании жертвы.

– Звали, господин судья?

Войдя, напарники вежливо поклонились.

– Звал, звал. Что там у нас по колдуньям? Папский инквизитор, отец Серджио, кстати, уже присылал курьера, спрашивал – нет ли там чего у нас на этих ведьм по нашей линии, а они уже свое-то следствие закончили… Так что, есть ведь? Молчите! Сам знаю, что есть. Не это главное – а ризница в храме Святой Сесилии. Нашли, кто оттуда всю священную посуда украл, и как только руки у святотатца не отсохли? Что молчите? Сказать нечего? Ладно, об этом я с вами, бездельники, после поговорю.

Синьор Гоцци махнул рукой:

– Пока садитесь вон, на скамью, да слушайте повнимательней.

Вновь взяв письмо, он зачитал вслух некоторые отрывки – «отвратительный недоучка-интриган», «сребролюбец», «сколотил банду», «называют себя шведами, но на самом деле – они немцы из Швабии»…

В этом месте судья поднял глаза и внимательно посмотрел на своих людей:

– Понимаете, к чему тут клонят?

– Еще бы, мой господин, – отразив лысиной упавший через оконце игривый солнечный луч, со всей серьезностью кивнул лысый Валентино. – Дескать, а не связан ли некто – на кого написан донос – с кем-нибудь из видных гибеллинов? Может быть даже – с самим антихристом Фридрихом?! – Именно так в письме и утверждается, – мессир Гоцци язвительно прищурился и перевел взгляд на второго агента, Луиджи. – Ну, а ты что скажешь?

– Можно узнать, кто автор доноса? – хмуро поинтересовался парень. Голос его оказался низким, хрипатым, такой более присущ старику, нежели человеку молодому.

Судья скривил губы – не поймешь, то ли в презрительной гримасе, то ли в некой скучающей ухмылке, коей власть имущие люди так любят награждать простолюдинов:

– Автор – добропорядочный горожанин, Сальваторе Тенезильо, врач.

– Ага! – азартно хлопнув в ладоши, не удержался Валентино. – Даю голову на отсеченье, тот, на кого доносят – тоже врач!

– Догадливые вы мои… – синьор Гоцци покачал головой все с той же кривоватой усмешкой на тонких губах. – Понимаю твою мысль, Валентино. Может – и так, может – и счеты сводят. Однако этот шведский – или швабский! – лекарь и его слуги – «банда», как пишет Тенезильо – все всяких сомнений, люди весьма подозрительные. Думаю, их стоит проверить. Как и самого доносчика, разумеется. Все поняли?

– Да, господин судья.

– Тогда – да поможет вам Святая Дева. К вечеру жду информации.

Разом поклонившись, агенты удалились со всей поспешностью, долженствующей отобразить их усердие в порученном деле.

Не прошло и пары часов после того, как Валентино с Луиджи покинули служебные апартаменты судьи, как юный толмач Марко Грач, поправив на голове едва не сдутый внезапным порывом ветра берет, миновал мостик Честио и направился в церкви Санта-Мария ин Трастевере. Молодой человек надеялся успеть к обедне и прибавил шагу, едва не столкнувшись с синьором Амедео Франдолини, владельцем скобяной лавки и не такого уж и старого дома. Мысли юноши были заняты совершенно другим, честно сказать, Марко и по сторонам-то не очень смотрел, все представлялась ему та девушка – Аньез. Была ли она тогда на Кампо дей Фьори? Про нее ли говорили торговцы, тот же мясник… впрочем, нет, тот как раз ничего и не рассказал.

– Простите, синьор, – не глядя, пробормотал юноша и, сняв берет и перекрестясь, вошел в храм, встретивший его приятной прохладою и загадочно-золотистым мерцанием внутреннего убранства.

Месса как раз только что началась, священник, отец Бенедикт, в надетой поверх сутаны длинной белой тунике-альбе, звучным красивым голосом читал молитвы.

Марко набожно перекрестился, устремив глаза к небу, точнее сказать – к расписанному фресками куполу – и вслед за святым отцом шептал слова молитвы, то и дело теребя рукою висевший на тонкой цепочке медальон с волосом Святой Девы, не раз уже спасавший юношу от многих бед.

Все люди в церкви, казалось, молились столь же искренне… хотя некоторые, остановившиеся у самого входа, как-то не особенно почтительно воспринимали снисходившую на них благодать, позволяя себе перешептываться, обсуждать какие-то свои мирские дела и даже потихоньку смеяться, будто бы этим нельзя было заняться в какое-нибудь другое время и в каком-нибудь другом месте. Синьор Франдолини, кстати, тоже стоял почти у самых дверей, правда, молча. Тоже молился… и словно бы искал кого-то глазами – кого? И почему-то был один, без семьи, может быть, вообще не собирался заходить в эту церковь, но вот зачем-то зашел?

После службы Марко подошел к отцу Бенедикту, и тот принял его в притворе со всем радушием, еще бы – ведь священник-то тоже учился в Болонье, в том же университете, что и молодой человек.

– Рад, рад видеть тебя, мой юный друг! Что, все еще надеетесь приложиться к туфле понтифика?