Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Ах, вот как? Уехал. Благодарю.

Откланявшись, молодой человек побрел себе дальше с самым грустным видом. Спешить было теперь некуда, разве что зайти на ту улочку, меж Пантеоном (храмом Святой Марии ад Мартирес) и бывшим стадионом Домициана. Кстати, там, по пути, можно заглянуть в храм Святой Аньез ин Агоне, поговорить со священником, вдруг да тот что-то знает, вдруг да Аньез заходила в церковь своей святой покровительницы?

Может, и заходила. Только священник ее не помнил – тоже ведь много было дев, и молодых, и красивых. Осталась одна улочка, та самая, где Марко едва не расстался с жизнью… ну, если и не с жизнью, так с кошелем – точно. Хорошо, Убой проходил мимо, помог. Вовремя его принесло, надо ж такому случиться. Убой… Честно сказать, из всех воинов дружины этот кряжистый, чем-то похожий на старый, поросший мхом пень, человек, угрюмый и своенравный, явно таящий какую-то недюжинную опасность, вызывал у Марко наименьшие симпатии, и юноша не смог бы точно сказать – почему. Вроде бы ничего такого плохого ни лично толмачу, ни кому другому Убой не сделал, наоборот даже – Марко из беды выручил и можно сказать – спас. Однако вот… как-то не глянулся детинушка парню, и дело тут не во внешности, конечно же нет, а, скорее – в душе. Вот почему-то чувствовал юный толмач, что с душой Убоя что-то неладно, а почему так – объяснить бы не сумел. Что-то такое, на уровне переглядок, ухмылок, редких, не к месту сказанных слов. Да вот взять и недавний случай, на этой вот самой улочке – и какого черта Убоя сюда занесло? Случайно? Это он так говорит. А вдруг вовсе и нет тут никакой случайности, и тогда выходит… и тогда выходит, что Убой за Марко следил! Зачем? По своей воле? А вот это вряд ли, какой смысл? Уж кому-кому, а Убою Марко нигде дорожку не перешел. Значит, его послал тот, кто может отдавать приказы – боярин Павел! Не доверяет, да. Тогда опять же вопрос – почему? Почему, почему, почему? Что такого сделал Марко, где и когда как-то неправильно себя повел? Непонятно.

Пошатавшись по тенистой – той самой – улочке, юноша даже постучал в оба дома, куда, как он прикинул, могла бы войти Аньез. В одном из домов отворивший двери слуга заверил, что никакой девы тут отродясь не было, в другом же доме дева имелась, и не одна – хозяйские дочки на выданье, Марко даже глянул на них краем глаза – увы… Выходит, ошибся, обознался – приходилось это признать. И через неделю еще раз справиться у того самого нелюбезного мясника, который сегодня отсутствовал. Может… Через неделю. Если будет у Марко эта неделя, ведь встреча с папой уже через два дня, а потом… А потом боярина Павла в Риме ничто не держит… Боярина-то не держит, а его, Марко?

Солнце уже почти совсем скрылось где-то за не видным отсюда Тирренским морем, лишь последние лучи его все еще окрашивали золотом крыши домов, шпили церквей и колоколен, простирались длинными темными тенями городских башен. Собиравшиеся было после обеда тучи рассеялись, дождя так и не случилось, вечер стоял тихий, спокойный, полный запахом магнолий и роз.

На постоялом дворе Веладжо слышался гомон, шутки и смех – располагались на ночлег возвращавшиеся с рынка крестьяне да небольшой купеческий караван – три ослика да два запряженных мулами воза. Должны были уже возвратиться и остальные посланцы Ремезова – Кондратий Жердь и Марко.

Спустившись в таверну, Павел рассеянно кивнул хозяину и вышел во двор, усевшись на скамеечку под развесистым вязом. Вспомнилась вдруг Полина, их прогулки по вечернему Риму… тому, туристскому Риму, который этот вот город пока что напоминал мало, ну, разве что античными развалинами и лавочками на Трастевере.

Аромат магнолий и роз перебивался сильным запахом навоза и сена – погонщики мулов и ослов готовили своих питомцев к ночи: чистили, кормили, что-то приговаривали, скотина, она ж, как человек, ласковое слово любит.

Распахнутые настежь ворота постоялого двора, как давно уже подметил Ремезов, закрывались лишь поздно ночью, либо не закрывались вообще – похоже, старик Веладжо имел в здешнем районе особый авторитет. Наверное, бывший разбойник, вовсе не порвавший связи с бывшими дружками, активный скупщик краденого и наркодилер.

Тьфу ты! Павел неожиданно расхохотался – во, додумался! Какой, к черту, наркодилер в тринадцатом веке? Скорей уж – контрабандист… или для контрабанд тоже еще рановато? Тогда уж скупщик краденого – стопудово, к бабке не ходи! Кстати, такой человек просто не может не быть на крючке у здешних правоохранительных, точнее – правоприменительных – органов, следовало быть осторожнее с этим ушлым трактирщиком. Впрочем, а что он мог о своих постояльцах узнать? Ну, подслушал кое-что… и ни черта не понял, общались-то люди Павла по-русски.

Кто-то вошел в ворота – пролегла через двор длинная нескладная тень. Ремезов присмотрелся и, чуть приподнявшись, тихонько позвал:

– Кондратий!

– Ох, господине.

Оглянувшись, лохматый парень быстро подошел к боярину и хотел было поклониться, да Павел, кивнув на скамейку, махнул рукой:

– Садись.

– За лекарем Тенезильо следили, – наученный уже Ремезовым, Кондратий, не тратя времени даром, сразу же перешел к делу. – Крепенький, невысокий, чернявый, лет этак за тридцать. Да, лысина еще у него и улыбка такая… в общем, бабам – самое то.

– Понятно, – Павел оглянулся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, махнул рукой. – Продолжай. С чего ты взял, что за Тенезильо следили?

– Сейчас обскажу, боярин, – парень приосанился, видать, нравилось ему чувствовать себя всезнающим и умным… хотя бы – чуть-чуть, изредка…

– Этот черт сначала болтался около дома лекаря, заговаривая со всяким, кто выходил из ворот, потом завернул в корчму – я там как раз и сидел – расспрашивал хозяина и прислугу о…

– Стоп! – прикрыл глаза Ремезов. – А ты-то как понял, про кого он расспрашивает? Языка-то ведь не знаешь.

– Да по-латыни, господине, кое-что уже понимаю, а речь здешняя на нее похожа. Да и слова все – «Тенезильо», «лекарь» – это уж понятно, о ком.

Боярин покачал головой:

– Угу, угу… И что же, этот твой соглядатай так вот бесстыдно расспрашивал, никого не стесняясь?

– Именно что так! – с готовностью подтвердил Жердь. – Больше того, похоже, будто хозяин той корчмы его побаивался, и это не говоря уже про слуг. А потом, как чернявый тот ушел, слуги ему вслед смеялись, опасливо так…

– Ага, – быстро сообразил Ремезов. – Думаю, у господина врача неприятности с местной полицией…

– Что, господине?

– Говорю, нам это на руку.

– А-а-а…

Выслушав Кондратия, Павел здесь же, на скамеечке, дождался-таки и Марко, выслушав его доклад о будущей литургии в соборе Святого Петра.

– Так твой отец Бенедикт точно обещал, что нас проведет? – уточнил Ремезов.