Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Все?!

– Да. Все, господин.

Судья даже не рассердился, ему и в голову не могло прийти, что можно вот так бездарно, за здорово живешь, провалить всю столь тщательно спланированную операцию, похожую в мудрости своей на проведенную Цезарем битву, или даже на вторжение Ганнибала в Италию, операцию, коей мессир Гоцци, человек вообще-то не хвастливый, не прочь был бы и похвалиться в компании весьма влиятельных духовных и светских особ, представив ее как символ собственного хитроумия и значимости. Да, представил бы… если б было теперь чем хвалиться.

– Садитесь.

Усевшись за стол, судья без всяких явных признаков гнева махнул своим людям рукою, махнул так, будто припечатал ладонью обоих, словно надоедливых комаров. Агенты, как по команде, дружно вжали головы в плечи.

– Рассказывайте. Сначала – ты, Луиджи.

– Они ушли с утра, – угрюмо доложил агент. – И должны были к обеду вернуться, но… почему-то не вернулись.

– Почему-то? – синьор Гоцци саркастически хмыкнул, обдав незадачливого подчиненного преисполненным самого холодного презрения взглядом, более присущим, верно, лишь античной статуе, нежели человеческому существу. – Он еще спрашивает – почему? Где-то вы не досмотрели, чего-то недоучли, вот вас и заметили еще на подходе.

– Никак не могли.

– Господи! – скорей, с изумлением, нежели с раздражением, судья хлопнул ладонью по столу, случайно задев начищенный до яркого блеска звонок.

Тот глухо звякнул, и тотчас же в распахнувшуюся дверь заглянула глуповатая физиономия стражника:

– Звали, господин судья?

– Скройся! А ты, Луиджи, будь добр, поясни.

Агент хмуро кивнул:

– Мы обыскали оставленные злодеями вещи – плащи, котомки, старые башмаки… Нет ни денег, ни оружия, даже ножей.

– То есть ты полагаешь, злодеи и не собирались возвращаться?

– Именно так, почтеннейший господин судья.

– Значит, виноват ваш этот черт… как его… ну, трактирщик…

– Веладжо, господин судья.

– Да-да, он. Допросили его?

– Клянется, что ничего такого подозрительного не делал.

– Хм, клянется он, – хмыкнув, синьор Гоцци потер свои бесцветные рыбьи глаза, ничуть не свидетельствующие о том, что их обладатель – человек умный, решительный и хваткий в своем непростом деле.

Да, все это было именно так, именно такими качествами обладал господин коммунальный судья Джанкарло Гоцци, иначе б не пробился на свою должность, и не сохранял ее вот уже много лет подряд, упрочая влияние и связи своего клана. Глаза же его, и морщинистое, с безвольным подбородком, лицо, говорили, скорей, об обратном, в который раз подтверждая правило о том, что внешность обманчива. Мессир Гоцци обладал острым умом, и хотя слыл человеком коварным, жестоким и неуживчивым, агенты его не слишком боялись – ибо с умным начальником по-настоящему работать гораздо легче, чем с дурнем. Если только ты и сам – умный.

– Будут наказаны все, – поиграв желваками, резюмировал судья. – Но – позже. Пока же… слушаю вас внимательно. Теперь ты, Валентино!

– Да, господин судья, – погладив лысину, агент отрывисто тряхнул головой. – Думаю, нужно срочно послать гонцов в Анкону, в Остию… злодеи могут иметь намерения скрыться морем.

– Угу, да, – ухмыльнулся судья. – Или сушей – на юг, к антихристу. Туда тоже гонцов пошлем? Ты что скажешь, Луиджи?

– А вдруг они остались в Риме, мой господин? Тогда нужно искать – где.

– И где же? Как ты думаешь?

– Таверны в дальних районах, постоялые дворы, госпитали, странноприимные дома…

Мессир Гоцци покивал и вдруг неожиданно улыбнулся… впрочем, улыбка его все равно больше напоминала гримасу:

– Все правильно, да… Только я вам скажу куда как точнее! Завтра мы отыщем злодеев в Ватикане, в храме Святого Петра, на мессе! Они явятся туда, по крайней мере, двое из них… главные. Ах! – судья с размаху ударил кулаком по столу. – Как мне хочется, наконец, встретиться с этим ловким человеком! Сбежать из замка Святого Ангела, а затем иметь наглость приложиться к папской руке – это надо либо родиться нахалом… ха-ха…

– Хи-хи-хи, – осторожно посмеялись агенты, все ж начальство любило, когда его шутки поддерживались и находили понимание. – Хи-хи-хи… нахал! Вот, верно сказано, господин! Родиться нахалом!

– Вот именно… Либо – иметь важную и явную цель! Такую, за которую не страшно было бы отдать жизнь, – судья резко оборвал смех и, вскинув брови, спросил свистящим шепотом: – Какую?

– Вы хотите сказать, мессир…

– Да! Убить нашего святейшего папу!

– Господи… да не может же быть такого.

– Почему бы и нет? Если они – посланцы антихриста и именно за этим явились?

Мессир Джанкарло Гоцци лично предупредил понтифика о возможных проблемах, что оказалось не так уж и трудно – папа Иннокентий Четвертый происходил из знатного рода Фиески, к младшей ветви которого принадлежал и сам господин судья. Собор Святого Петра наводнили воины городской стражи и личной охраны первосвященника, сам синьор Гоцци лично затаился за одной из колонн, пристально вглядываясь в лица входящих на мессу.

Народу в храме становилось все больше, так, что уже и яблоку негде было упасть, а вот тех, кого так жаждал увидеть господин коммунальный судья, что-то не было. Запаздывали? Или испугались чего-то, решили не приходить? А вдруг уже проникли, и теперь… А что теперь? Не убьют же они понтифика прямо во время мессы? Хотя фанатики антихриста – могут, им и жизни своей для того не жаль.

Незаметно показав кулак агентам – Луиджи и Валентино, – бдительно стоящим у самых врат, синьор Гоцци с началом литургии принялся потихоньку протискиваться вперед, к алтарю, пред которым, в белой, шитой золотом альбе, уже читал торжественную молитву римский первосвященник, наместник святого Петра.

Судья тоже молился, клал поклоны, и даже вместе со всеми совершил коленопреклонение, что, однако, вовсе не способствовало его продвижению в толпе. К слову сказать, расталкивать кого-либо было б вообще чревато – простолюдины здесь не стояли, и, памятуя об этом, Джанкарло проявлял разумную осторожность, стараясь просочиться вперед тихой сапою, незаметно, неслышно, словно бестелесный дух.

Увы, не вышло. Не выходило никак. Оставалось лишь уповать на папских охранников, располагавшихся вблизи алтаря и получивших самые строгие инструкции. Вместе с охранниками, там же стоял лавочник Амедео Франдолини, гордый от оказанной ему чести.

Отражаясь в золоченых ризах «божьих слуг», ярко горели свечи. Таинственно мерцала драгоценная литургическая утварь – чаша и тарелочка-патена.

– Агнус деи-и-и-и… – молитвенно сложив руки, нараспев читал папа.

Собравшаяся в храме паства благоговейно внимала, время от времени крестясь и повторяя слова молитвы.