Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Почему же нет, мой достопочтенный синьор? – агент Валентино удивленно приподнял брови. – По этому делу верить-то ему, пожалуй, можно. Только проверять – каждое слово, и со всем тщанием.

– Этим вы у меня сейчас и заняты, – пригладив реденькие, растущие вкруг залысины, волосы, хмыкнул судья. – Давай теперь ты, Луиджи.

– Шведского – или швабского – лекаря Эннио Каросо я видал лишь мельком, когда то спускался в таверну, что за крепостной стеной.

– Мельком? – синьор Гоцци недовольно сдвинул брови. – Ну-ну, продолжай.

– Зато узнал – почти всё, – ничуть не смущаясь, продолжил Луиджи. – Правда, пока мало.

Судья озадаченно почесал затылок:

– Что-то я не пойму, так всё или мало? Да, и что за таверна?

– Скорей – постоялый двор. Держит его некий старик Веладжо, в прошлом – разбойник, да и в настоящем – тоже с этим делом связан.

– Ты хочешь сказать – и такие люди нам сведения не поставляют? – грозно нахмурился начальник.

Агент снова ухмыльнулся:

– Ну, почему же не поставляют? Как раз очень даже. Просто этот самый Веладжо и сам про своих новых постояльцев не знает почти ничего. Говорят они промеж собой по-своему, по-шведски, а может, по-швабски, один черт, старик никаких языков, кроме своего родного, не знает.

– Ну-ну, – судья пошевелил пальцами. – Давай уж, говори, что он там знает?

– Всего, не считая самого Эннио Каросо, их там еще пятеро, средь них по нашему говорит только молодой слуга – Марко, который как-то хвастал, что учился медицинскому делу в Болонье.

– В Болонье медицине хорошо учат, – задумчиво пробормотал синьор Гоцци. – Помнится, моя золовка недавно сломала… Впрочем, бог с ней, с золовкой… Ммм… Марко, Марко… Марко из Болоньи… Прямо так и вертится в голове, будто я слышал когда-то уже это имя, и не так уж давно! Ладно, потом вспомню. Что еще вызнал? Приметы хотя бы установил? И чем они там все занимаются, кроме того, что ходят по больным, отбивая клиентов у шарлатана Тенезильо?

– Устанавливаем, – пожал плечами Луиджи. – Старик Веладжо озадачен – теперь только ждать.

– Ждать, ждать, – судья раздраженно махнул рукой. – Вам бы всем лишь бы ждать, а не работать. Всё! Пошли вон и смотрите у меня! Да! Луиджи, что там с приметами?

– Вот список, господин судья.

– Хорошо, оставь. Ну, что встали, бездельники? Идите, работайте. Носом землю ройте!.. Хотя, очень может быть, и стараетесь вы, парни, зря…

Эти слова мессир Джанкарло Гоцци произнес уже без напускного гнева, обычным своим голосом, тихим и столь же бесцветным, как и глаза господина судьи. Выпроводив подчиненных, он встал из-за стола, походил, разминая кости и размышляя – а не пора ли уже и домой? Служба службой, а и родное семейство ведь тоже негоже забывать.

Однако – Марко. Марко… Где-то ведь это имя фигурировало! Ну, точно же. Вот только – где? Сегодня, пожалуй что, и не вспомнить – суматошный какой-то выдался день: допросы, пытки, агенты опять же… парни, конечно, неплохие, но ленивые – ужас! Все время приходится подгонять.

В дверь осторожно постучали.

– Да что еще там еще? – раздраженно обернулся судья.

– К вам посетитель, достопочтенный синьор, – почтительно доложил стражник.

– К черту посетителей! Если так нужно, пусть завтра придет, а на сегодня я никого не вызывал… Впрочем… – судья замялся. – Ты, небось, не догадался спросить, может, он из канцелярии Святейшего престола прислан по каким-то делам?

– Не догадался, – смущенно признался страж.

Синьор Гоцци глуховато рассмеялся и махнул рукой:

– Да куда уж вам, воинским людям, привыкли всегда нахрапом, а голова – для шлема только. Ладно, давай этого посетителя сюда… Может, и в самом деле, от Святого престола пришли… по тем трем колдуньям – кроме всего прочего, воровали они или нет… или по краже в ризнице церкви Святой Сесилии? Лучше бы по колдуньям, с кражей-то в ризнице полный провал…

– Доброго вам здравия, уважаемый господин судья! Я – тот самый Франдолини, Амедео Франдолини, господин судья, помните, я вам слугу своего посылал, а потом ваши люди в мой дом приходили? Вы мне велели еще доложить со всей срочностью, ежели вдруг объявится кто-то из бежавших жильцов, вот я и решил – самолично, так сказать, со всем надлежащим почтением.

– А-а-а… – наконец, вспомнил судья. – Помню, помню, как же – узник у них из замка исчез, а мы виноваты. Ну, так что, любезнейший, твои жильцы? Объявились?

– Нет, господин судья.

– Так чего ж ты, любезный синьор, на ночь глядя приперся?

– Как раз сегодня я случайно увидал одного. У нас, в Трастевере, на литургии в церкви Святой Марии. Он, тот парень, господин судья, самый молодой из всех, зовут Марко…

– Как-как ты сказал? Марко?!!

После встречи с отцом Бенедиктом ноги сами понесли Марко на площадь Кампо дей Фьори, ибо образ Аньез не давал покоя смятенной пылающим чувством душе. Аньез, милая Аньез! Она ли это была? Она! Юноша чувствовал это, более того, знал так же точно, как знает свой дневной путь солнце, а ночной – луна. Ах, если бы удалось отыскать девушку, встретиться, поговорить… Именно об этом мечтал юный толмач, подходя к торговым рядам.

– Девушка? Не ты ли спрашивал о ней совсем недавно? Красавица с каштановыми локонами? О, да тут много таких! В нашем городе – все красавицы.

– Черные ресницы? Ямочки на щеках? Белые нежные руки? О, милый мой – да сколько тут за день проходит таких дев, разве каждую упомнишь! К мясникам захаживала? Так у них, милый мой, и спроси.

Вообще-то, молодой человек именно так и собирался сделать, да вот только по пути почему б не расспросить и других продавцов – цветочников, зеленщиков, булочников? А торговцы мясом – вот они. И люди вокруг толпятся, торгуются:

– Мне бы вырезку, хорошую вырезку… Я сказала – хорошую, а не такую, что ты мне сейчас показал!

– Эй, любезнейший, – выбрав момент, обратился Марко. – Не видел ли ты тут недавно одну девушку…

– Почему одну? – под громкий смех покупателей мясник округлил глаза. – Я тут их много видел! Да и сейчас – вон их сколько – выбирай любую!

Юноша поник головою, да уж, следовало признать, тактику поиска он выбрал плохую – ну, кто ж тут мог сказать что-то толковое? И в самом деле – сколько здесь, на рынке, молодых и красивых дев – и торговок, и служанок, и даже самого что ни на есть господского, вида. Действительно – где уж тут упомнить какую-то одну. Были бы хотя бы приметы, скажем, родинка на щеке или что-нибудь подобное, а то и сказать нечего. Красивая, как солнце – вот уж всем приметам примета.

Хотя тот самый мясник, с которым тогда разговаривал Марко… Кстати, а его что-то и не видать!

– А где у вас тут был один худосочный, бычьими хвостами еще торговал.

– Бычьи хвосты, парень, можешь взять и у меня, не пожалеешь – хорошие. А ежели ты спрашиваешь про Феруджо из Павии – он как раз худосочный, – то тот только через неделю объявится. Уехал к себе, навестить родичей.