Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Угу.

– Фридриха зачем отравить задумал?

– Он – Антихрист!!!

– Тсс!!! Говорю же – тихо!

– Он Антихрист, – обреченно повторил юноша уже куда тише, – А я – добрый католик. Я должен был его убить… хотя бы попытаться.

– Попытался уже…

– Теперь меня казнят… Но я погиб за благое дело!

– Да тише ж ты, не дергайся! – не удержавшись, Павел все ж таки отвесил толмачу подзатыльник. – Сейчас думать будем, как тебя отсюда вытаскивать.

Марко не поверил свои ушам и переспросил громким шепотом:

– Так ты, господин барон…

– Ты сам поможешь себе, парень! Сейчас отправишься в предоставленные нам покои и останешься там, утром же мы уйдем, встретимся с нашими. И простимся! – Павел невесело усмехнулся. – С тобою простимся, думаю – в Смоленск тебе возвращаться незачем. Аньез любишь?

– О да!!! – толмач снова дернулся. – Я думаю – больше жизни.

– Тогда тебе и карты в руки, – добродушно усмехнулся Ремезов. – Вернее, за неимением карт – кости.

– Какие кости, синьор?

– Короче – про Аньез ты, я думаю, слышал? Ну, разговор…

– Слышал, – юноша кратко кивнул и скривился. – Сволочь этот барон ди Тиволи!

– Все у тебя сволочи… либо куда круче – антихристы, – боярин неожиданно для себя самого зевнул широко и смачно, словно б не спал по крайней мере сутки, а то и двое, а потом продолжил со спокойной уверенностью опытного в житейских делах человека, совершенно точно знающего, что кому нужно.

– В общем, так. Денег я тебе нам, подашься в Рим, к Аньез. Успеешь опередить людишек барона, нет – дальше твои дела, меня никак не касающиеся. Все понял?

– О да, господин барон!

Благодарно кивнув, Марко приподнялся, собираясь отвесить поклон, да Ремезов уже отошел в сторону, зашагал к столу, да на полпути обернулся, погрозил пальцем:

– Смотри, чтоб больше без глупостей! И об Аньез своей помни – похоже, никто, кроме тебя, ее из беды не выручит.

– Никто, кроме меня… – послушно повторил Марко одними губами.

Они покинул замок рано утром, едва только взошло солнце, еще невидимое, еще не показавшееся из-за голубых гор. Лишь только лучи золотили редкие облака, растекшиеся по бледно-синему небу тоненькой, быстро тающей дымкой.

Ремезов прищурил глаза: опять будет погожий денек. Хорошая у них тут осень!

– А вот и наши! – шедший впереди толмач обернулся, указав на кромку прибоя, где, у самого берега, у песчаной косы, виднелась небольшая, под серым парусом, лодка.

– Откуда ты знаешь, что наши? – скептически ухмыльнулся Павел.

– А кому тут еще быть? Я покричу, сбегаю?

– Давай, – Ремезов махнул рукою, глядя вслед оруженосцу, бегущему к синему морю.

Маленькая фигурка Марко, казалось, вот-вот растворится в сияющем мареве наступавшего дня, солнечного, осеннего, светлого. Пахло морской капустой и рыбой – порыв ветра растрепал Павлу волосы и принес донесшийся с челнока крик:

– Эге-гей, бояри-и-и-ин!!!

Толмач оказался прав – это кричали свои.

Осень – зима 1243 г. Смоленское княжество

Уже начинало смеркаться, и Ремезов, приподнявшись в седле, посмотрел вперед, словно бы ожидая увидеть за покрывшейся слабым ледком речушкой… усыпанный рекламными огнями отель? Автозаправочную станцию с кемпингом и магазином? Что-нибудь подобное – да, по этим временам сошла бы и какая-нибудь – в одну усадьбу – деревня. Так она и должна была вскоре появиться, если верить Убою, недавно похваставшему хорошим знанием здешних мест. Кстати, другие – и Осип Красный Кушак, и лопоухий ловелас Кондратий Жердь – утверждали точно так же. Да можно было догадаться – и по разбитой копытами лошадей – а сейчас, слава богу, подмерзшей – дороге, и по торчавшей из-под тонкого слоя снега стерне, и по пустошам – явно полям или пастбищам. Все говорило о близком жилье, хоть Павел и не совсем еще понимал – где они? Кончились уже полоцкие земли, начались ли свои, смоленские? Места тянулись глухие – спросить не у кого. Именно Убой и предложил свернуть со шляха, срезать путь, так, мол, дня на три быстрее будем. Ремезов, подумав, согласился – и правда, чего тянуть-то? От шальных татарских отрядов спасала пайцза, а встречи с разбойными людишками боярин не опасался – крупной банде в этих местах не прокормиться, а с мелкими его отряд справился бы на раз, запросто. Этакие-то вои! Молодец к молодцу – все на сытых конях, окольчужены, с копьями да луками, секирами да мечами, попробуй, за рубль за двадцать возьми!

– Будет, будет деревня, боярин, – подскочив, осадил коня Убой.

Странное впечатление производил сей рубака – смотрелся словно выросший из лошади стоеросовый пень.

Вот ухмыльнулся, скривился, поворотив коня, вытянул руку с плетью, указывая куда-то за реку:

– Эвон, за тем лесочком и будет. Кудыкино называется.

– Забавное имечко. Полоцкая деревня-то?

– Не, уже наша, смоленская.

– Ну, слава те, Господи, кажется, добрались!

Сняв шапку, боярин истово перекрестился на выглянувшую из-за легкого облачка луну, еще не ночную, белесую. Глядя на своего предводителя, все дружинники тоже закрестились, а кое-кто даже затянул молитву.

– Эй, ладно вам. Едем! – резко оборвал Ремезов. – Нам бы до ночи поспеть. Убой, давай вперед, коли дорогу помнишь.

– Так, немножко-то помню.

Кивнув, орясина стегнул плетью коня, сворачивая куда-то влево, к корявой, росшей на речном обрыве, сосне, куда, кстати, вела и дорога, как видно, именно там и находился брод. Захрустел под копытами хрупкий первый ледок, захрипели, входя в холодную воду, кони. Ловкий Кондратий Жердь свесился в седле, едва не упав, зачерпнул ладонью водицы, испил, ухмыльнулся – студеная!

После брода поехали ходко, слава богу, повыморозило уже всю грязь, да и хотелось побыстрее достичь деревни, дать отдых коням и себе.

Хотелось бы… Да ведь дома уже! Земля-то – смоленская! Дома. Еще день-два – и столица. Отчитаться перед князем, вручить грамоты – и папскую, и – что куда важней – императорскую. Дело-то как надо сладили! В таком разе можно и на награду рассчитывать, лучше бы – серебром, деньги лишними не бывают, а в вотчине много чего запланировано. Вотчина… Как-то там все? Как Полинка? Павел соскучился уже по дражайшей своей супруге, по глазам ее жемчужным, по телу гладкому, по улыбке… Ну, да теперь уж недолго осталось, скоро уж теперь.

– Приехали, господине! – едущий впереди Убой резко осадил лошадь и оглянулся. – Вона деревня-то.

Как и предполагал Ремезов, деревня оказалась небольшой – в одну усадьбу, спрятавшейся за частоколом – от зверья да от лихих людей. Впрочем, от лихих-то, пожалуй, хлипкая сия оградка вряд ли убережет, скорее уж – княжье слово.

Почуяв чужих, взвились, залаяли за воротами псы. Вскоре послышались крики, кто-то забегал, на воротной башенке замаячили тени.