Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– К невропатологу бы тебе, чудо, – Павел покачал головой и напомнил о только что заданном вопросе.

– Как связывались? – дернув шеей, повторил Яцек. – Да не знаю, к нам, невольникам, точно никто не приближался, кроме надсмотрщиков, язви их сатана!

Ремезов на такое ругательство, между прочим, обиделся:

– Я тоже надсмотрщик.

– Ты, господин, хороший, добрый человек, – убежденно произнес подросток. – Да и Кармаль с Уброком парни неплохие – зря не ударят, все только за дело. А вот Хасым… Знаешь, господине Аким, хоть и нехорошо про мертвых плохо, а все ж… Надеюсь, что Хасым сейчас в аду на сковородке подпрыгивает, чертей веселит!

– Так достал?

– Чего достал?

– Говорю, приставал сильно?

– Приставал, – Яцек скорбно поджал губы. – И ко мне, и к другим, и вон, к Маше тоже. За каждым шагом следил, бил при малейшей оплошности. Не так быстро со сна вскочили, или слишком медленно шли, пролили несколько капель воды – за все наказывал плетью. Вон, господин, могу задрать рубаху – живого места нет. Я не жалуюсь, просто, раз уж разговор зашел о Хасыме…

– Значит, он не мог с беглецами заодно быть? – живо уточнил Ремезов.

Отрок хлопнул глазами:

– Да нет, конечно же! Кто угодно, только не Хасым – вот уж был злыдень.

– А, может, он просто таким притворялся? Чтобы никто внимания не обратил. А сам – тем самым земляком и был, а? Что скажешь?

– Еще раз и скажу – быть такого не может, святой Девой Марией клянусь! – набожно перекрестился юноша. – Он ведь бил-то не понарошку, я на своей шкуре чувствовал, и парни тоже. С Лещени вон, за пролитую воду едва кожу не снял! Так изгалялся… Нет! Не он.

– Тогда кто же? Не может быть, что никто к невольникам не приходил – как же тогда беглецы про доброхота своего узнали?

– Как-то узнали, – Яцек шмыгнул носом. – Может, им просто весточку передали… Ну, кто-нибудь из другого обоза, кто мимо проезжал или на привале.

– Ты ж говоришь – не приходил никто.

– Не приходил – да, но мимо-то многие проходили, парой слов перекинуться, ясно, могли.

Парой слов… Маловато для подготовки побега! Не такое уж это простое дело, слишком многое надо учесть: подготовить припасы, разработать маршрут, да и сам побег организовать без сучка, без задоринки, каждому свою роль расписать. Не-ет, парой слов тут никак не отделаешься… если готовиться, то как следует, по-настоящему, без дураков! А вот, если не по-настоящему, а так, замыслив устроить фальшивый побег, чтоб просто выманить парней ночью к оврагу, да там и убить? Тогда, верно, и нескольких слов хватит. Только вот как-то надобно было будущих беглецов убедить – а на это требовалось какое-то время, и опять же – беседа, и не одна. Замкнутый круг получается.

Отпустив бедолагу Яцека, Ремезов задумчиво подогнал коня. Кто-то явно приходил, кто-то проезжал, передавал весточку… через Хасыма? Ведь его тоже убили, как ненужного свидетеля, скорее всего. Или по-другому все было? Надсмотрщик просто исправно нес службу, бдил, вот и заметил, как под утро двое невольников куда-то там поползли – и рванулся в погоню, да и словил спиною стрелу. Интересно, кого первым положили – беглецов или надсмотрщика? Или – одновременно? Если так, тогда убийца явно не один.

Тьфу ты! Порывом внезапно поднявшегося ветра сорвало метелочку мятлика, швырнуло Павлу в лицо. Сплюнув, молодой человек вздохнул и пожал плечами – один, не один, что уж тут гадать? Действовать надо. Искать связного – пожалуй, теперь только так и можно было добраться до убийцы… или убийц.

Добраться! Обязательно добраться, ибо Ремезов прекрасно понимал, на кого шла охота. На него самого! На посланца!

Итак – связь. Имелся, имелся связник, несомненно – кто-то такой, кого все знали, чье появление в любом обозе не вызвало бы никаких подозрений… кто им мог быть? Кто везде бывает, везде ездит… или ходит… Кто? Есть такой человек?

Ну, конечно же!

Павел неожиданно дернулся и едва не свалился с коня. Ну, конечно же, есть, и это – доверенный человек самого купца Халеда ибн Фаризи, гонец и посланец Салтан! Молодой слуга с бледным лицом и отрешенным взглядом. Салтан! Вот он-то и ездит по всему каравану – по поручению хозяина уточняет маршрут и места привалов у караван-баши, передает какие-то вести, просьбы, поручения, в общем, бывает везде, не вызывая никаких подозрений. Работа у него такая, служба!

И этим кто-то мог воспользоваться, завербовать столь подходящего человека. Ну, конечно же: от кого-то же неведомый злодей узнал о всех возможных посланцах! От Салтана? Покуда нельзя вот так голословно утверждать – надо все хорошенько проверить.

Вечером, когда остановились на ночлег у стен караван-сарая – всем просто не хватило места внутри – иранец вновь пригласил Ремезова на партию в шахматы. Пригласил на этот раз не в шатер, а на террасу в харчевне караван-сарая, или «яма», как его называли монголы. Там, скромно пристроившись в уголке, и стали играть, вдыхая аромат горячего плова, только что приготовленного лично хозяином «мотеля» для самых важных и дорогих гостей.

За плов заплатил купец, еще бы – он уж и так выиграл у Павла почти половину жалованья, и молодой человек подозревал, что это еще не предел. Плов оказался невероятно вкусным, а вот с шахматами боярину, как всегда, не очень везло – большинство партий проигрывал. Ну, а каков же будет результат, когда юниор осмелился биться против гроссмейстера?

– А вот шах тебе, уважаемый Аким! Внимательнее быть надо.

Задумчиво тронув рукой слона, молодой человек краем глаза увидел покинувших террасу «китайцев» – монгола и двух киданей… или уйгуров. Как же их звали-то? Монгол – Игдорж Даурэн, а кидани… ммм… Суань… Лю Чань? А, черт, не до них.

– Рассеянный ты сегодня игрок, – закончив партию очередной победой, довольно ухмыльнулся работорговец. – Вот, скажи-ка, ты о дядюшки своего, Овдея, точно приказчиком был? Или, может быть, подвизался в охране?

А вот это уже было опасно! Сия скользкая тема могла выдать Ремезова с головой, ведь невозможно предусмотреть все, вдруг да купец знает о своем контрагенте что-то такое, о чем не ведали Ирчембе-оглан и Павел? Вот возьмет сейчас и спросит. И надо будет отвечать… Впрочем, ответить всегда можно – осторожно, уклончиво, напирая на то, что большую часть времени он, Аким, все-таки проводил в Смоленске, а в брянской конторе своего дядюшки купца был лишь наездами.

– А сколько тебе платил Овдей? – отпив шербету и широко зевнув, неожиданно осведомился работорговец. – В год выходила полтина?

Полтина, – лихорадочно соображал Павел, – полрубля, сто серебряных денег – по тем временам сумма немалая.

– Да нетё не выходило полтины-то, жадничал дядюшка.

– А немецкими монетами выдавал?