Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

Маша явилась к Павлу вечером, уже после переправы, когда караванщики, раскинув на берегу шатры, уже запалили костры, и десятки сиреневых полупрозрачных дымов потянулись в голубое, быстро темнеющее небо. Золотисто-багряный закат выцветил яркими красками реку, словно в картинах Матисса или Вламинка, у самого горизонта медленно таяли мелкие вытянутые облачка, а над рекой вставала призрачная вечерняя дымка.

Сейчас бы на рыбалку. Закинуть удочку, посидеть, вытащить какую-нибудь плотву или щучку – многие, караванщики, кстати, сейчас именно этим и занимались. И Павел хотел было… но вот пришла Маша.

Как обычно, девушку привел надсмотрщик, на этот раз – Кармаль, долго болтавший с Павлом о водяных, джиннах, ифритах, русалках и прочем глупом вздоре. Так и проболтали до темноты, чего ж?

– Я бы усилил ночью охрану, – уходя, внезапно обернулся Кармаль.

Павел вскинул глаза:

– С чего бы?

– А ты, друже Аким, в реке ничего странного не замечал?

– Нет, – честно признался Ремезов. – Да я за рекой и не следил вовсе.

– И другие не следили, – тряхнув белокурой шевелюрою, усмехнулся «борец». – Все смотрели на девок, рабынь. А я потом вон что нашел!

Кармаль вытащил из-за пояса щепку:

– Вот, прихватил, тебе показать, потому что ты умный, и хозяину все, как надо, скажешь. А другие насмехаться начнут, скажут, дескать, Кармаль зазря труса празднует!

– Похоже на обломок весла, – покрутив щепку, негромко промолвил Ремезов.

– Оно и есть! – парень просиял ликом. – И ведь свежий разлом-то! Вот и ты догадался, я же говорю – умный. Весло – это лодка, ладья, а ладья – это бродники! Караван у нас, конечно, большой, в открытую не нападут, но ночью пощипать могут.

– Благодарю за службу, славный дружище Кармаль! – подтянувшись, истинно по-генеральски выкрикнул Павел. – Родина… в смысле – хозяин – нас с тобой не забудет. Сегодня же обо всем ему доложу, ступай себе спокойно, обломок только оставь.

– Да он-то мне, друже, не нужен.

Надсмотрщик ушел, и Маша, забравшись в шатерик, прильнула к Ремезову:

– Аки-и-им! Как я по тебе соскучилась!

Сглотнув слюну, Павел погладил девушку по спине. Сейчас ему почему-то вспомнился «Маленький принц» Экзюпери, наверное, потому что – «мы в ответе за тех, кого приручили». Вот как он – Машу. И что теперь с этой девчонкой делать-то? Вернее, не теперь, а потом, в Орде или, как обычно говорили – «в татарах». Вот так взять и бросить? А что, рабыня ведь, не человек вроде. Тьфу! Ну и мысли. Бросит, конечно, можно бы… Только потом как самого себя называть-то? Гнусным подлецом или циничной сволочью? Циничной сволочью, наверное, лучше – и звучит красивей, и есть в этом словосочетании какой-то философский оттенок – киники-циники…

Прижав девчонку к себе, Павел вздохнул – а ведь ее теперь и не бросишь. Надо что-то думать, придумывать… Ну, вот сейчас «возьмут» с Машиной помощью убийц… хотя бы для начала их связника, Салтана. А уж потом… потом можно будет попросить за Машу купца. В конце концов выкупить ее – мол, понравилась, а уж там, в Сарае видно будет, куда девчонку девать? Город большой, русских купцов много – отправить с ними домой… Домой. А есть у нее дом-то? Нету. Вот то-то! Тогда одно остается – монастырь, это и для знатных пленниц часто единственная дорога. Монастырь… Не сахар, конечно. Да и понравится ли эта идея Маше?

Ладно, потом поговорим, время есть еще. Может, что и иное придумается, а придумать надобно обязательно, не с собой же ее волочить в обратный путь – и опасно, и… Не во вторые же жены брать! И не в наложницы – подло это по отношению к боярышне Полине. А вот сейчас пользоваться этой наивной девчонкой – не подло? Так она сама вроде бы…

Тьфу ты, черт. Совсем запутался…

– Ты что так тяжело вздыхаешь-то? – Маша обняла Павла за плечи. – Устал?

– Да есть немного.

Помолчав, Ремезов поцеловал девушку в губы и тихо спросил:

– Как Салтан? Клюнул?

– Клюнул, – шепотом откликнулась невольница. – Как за рубахой пришел, отвел в сторонку, да все выспрашивал про Шехр да Тиверу. Я говорила, как ты научил.

– А он?

– Он сегодня же встречу назначил. Сказал, мол, есть тут у меня земляки, помочь мне хотят, из рабства дремучего выручить.

– Молодец! – кивнул Ремезов. – Так где встреча-то?

– Недалече, в кусточках. Я как раз от тебя и уйду… – Маша неожиданно засмеялась. – Ежели что, ты виноват будешь. Не уследил.

Еле слышно плескали, бились о низкий, заросший густым камышом берег, волны, ветер то дул, пронося над росшими вдоль реки ивами и красноталом низкие серые облака, то вновь затихал, ни единая веточка не шевелилась, казалось, застыв, словно в колдовской сказке, навечно. Вот кто-то пискнул в траве, и тут же вспорхнула, забил крыльями неясыть, а за ней поднялся в небо ястреб.

Уже начинало светать, звезды блекли, а за рекой, на востоке загоралась алая – в полнеба – заря. Близилось утро, стоял тот самый предрассветный час, когда все ночные хищники уже утомились и подыскивали себя место для сна, дневные же звери и птицы как раз еще спали. Впрочем, не все – вот засвистал коростель, где-то на том берегу гулко закуковала кукушка, а вот затянула свою песнь иволга.

– Что-то рано, – поправив саблю, прошептал надсмотрщик Кармаль.

Расчетливый купец Халед ибн Фаризи дал для засады не очень-то много воинов, не считая самого Ремезова и Уброка с Кармалем, еще рядом с ними, под плакучею ивою, стояла по щиколотку в воде лишь пара стражей. А куда больше-то? Только спугнуть. К тому же у Павла имелся рог, потрубив в который можно было бы тотчас же вызвать помощь – на случай, если убийцы явятся целым отрядом.

Скоро, скоро уже раскроется тайна! Наконец-то, ну, сколько же можно? Боярин поежился – несмотря на дневную жару, утренники стояли прохладные и вода заметно холодила ноги. А больше ведь и укрыться-то негде, кроме как здесь, под ивою.

Чу! Разнеслись над водой чьи-то приглушенные голоса, мужской и женский.

– Приготовились, – вытащив из-за пояса нож, шепнул остальным Павел.

Да воины и без того уже были готовы и, чуть раздвинув ветви, с нетерпением вглядывались в предутреннюю мглу.

Голоса приближались, вот уже стало возможным разобрать и слова.

– У нас в Тивере много чего хорошего есть, – не забывая наставления Ремезова, болтала Маша. – Вот, как вернусь обратно, выстрою себе дом, усадьбу целую, большую-большую, чтоб с теремом, с крылечком высоким. На крыльце лавку прикажу сладить, буду по вечерам сидеть, орешки каленые щелкать. Любишь, Салтан, орешки-то?

Павел довольно улыбнулся: молодец девчонка, сразу давала понять, кто шел с нею. Да-а, никаких сомнений больше не имелось, оставалось лишь поймать убийц.

– Если что – бейте на поражение, – обернувшись, боярин тихо предупредил своих. – И так, особо не подставляйтесь.