Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

Приняв на борт пленников, «бродники» ловко заработали веслами, погнав свои не столь уж и утлые челны вниз по течению реки, судя по всему – к Дону. Солнце скрылось за плотным белым облаком, похожим на вату, целое стадо подобных пробиралось по бледно-синему небу к югу, и свежий речной ветер бросал в лица гребцам крупные брызги. Плыли быстро, даже появляющиеся иногда на излучинах всадники – атаман и все прочие – не всегда поспевали за лодками.

Ах, как хорошо плыли! Оставалось только запеть песню «Из-за острова на стрежень». Ремезов и запел бы, если бы не сложившаяся сейчас ситуация, полностью соответствующая поговорке – из огня да в полымя. Хотя это еще как посмотреть! В лапах Суань Го Павлу вряд ли было бы лучше.

Солнце уже начинало клониться к закату, заметно посвежело, и усилившийся ветер гнал от берега к берегу крупные жемчужно-серые волны. Лодки нещадно черпали воду, и «бродники» снизили темп, отчего, однако, начало заливать еще больше.

– Так и потонуть недолго, – вполне логично пробурчал про себя кормщик одного из челнов и, обернувшись к своему соратнику, махнул рукой: – К берегу пошли, Силяйко!

– К берегу? – на миг бросив рулевое весло, засомневался было тот. – А Курдюм?

– С атаманом как раз там и встретимся, на берегу. Вон и наши уже скачут.

Действительно, на заливном лугу, покрытом дивной зеленой травою, показались несущиеся всадники, и первым скакал главарь. Как его… Курдюм.

Причалившие к берегу лодки бродники живо втащили в камыши, замаскировали, и атаман, подозвав к себе нескольких одетых в вывернутые бараньи шкуры парней, что-то им приказал, показывая на небольшую полянку меж береговыми зарослями краснотала и неширокой дубравою.

– Ну, а теперь – рассказывай, – распорядившись, Курдюм уселся на выброшенный на берег топляк и с интересом посмотрел на Павла. Именно на Павла, не обращая почти никакого внимания на остальных… хотя нет, Машу-то он все ж таки зацепил похотливым взглядом прожженного бабника. Скривился, посмотрел, заценил девчонку этак по принципу – на безрыбье и рак рыба.

– Говори, говори, не стесняйся, вижу, ты у них за главного.

Ремезов хмыкнул – еще бы не видеть, это ж надобно совсем слепым быть – да нагло, уже в открытую, ухмыльнулся:

– Ты бы, добрый человек, руки мне да людям моим развязал и напиться позволил. А то какая же беседа, коль в горле пересохло?

Курдюм кивнул Дуб-Дубычу:

– Развяжи. Но – присматривай. Ежели что…

– Да никуда мы от вас не денемся, – обидно засмеялся боярин. – Не птицы, чай, и не рыбы, и мест здешних не знаем.

– Ты зря-то не болтай, – нетерпеливым жестом прервал атаман. – По делу говори. Кто таков? Откуда? Кто и почему за вами гонится?

Ремезов рассказал все, ничего особенно не скрывая, умолчав лишь о поручении Ирчембе: дескать, оказался в плену у киданей, тех, что шли с караваном в Сарай, к Бату. Ну и все такое прочее.

– Кидани? – Курдюм удивленно приподнял левую бровь. – Что-то про таких не ведаю.

– Из татар они, батько, – вскользь пояснил Ахмет. – Чингису, хану, помогали править, и многим другим.

– А тут они что забыли?

– То, батько, у пленника спрашивать надобно.

– И спросим! – атаман перевел взгляд на Павла. – Ну? Что молчишь?

– Кидани – Суань Го, Ли Чань, Игдорж Даурэн – едут в Сарай, как тайные соглядатаи Гуюка, хана из далекой Монголии.

– А тебя чего они ловят?

– Так я ж прознал, кто они на самом деле такие! И мои люди, – Ремезов кивнул на Машу с Яцеком, – тоже про то ведают. Вот и ловят. Чтоб поскорее убить.

– Чего ж раньше-то не убили? – резонно поинтересовался Курдюм.

Боярин повел плечом:

– Так пытать хотели сперва, а мы – сбежали. Ежели хочешь, так расскажу – как.

– Расскажи, – пригладив растрепанную ветром бороду, охотно покивал атаман. – А мы все послушаем. Верно, робяты?

– Верно, батько, верно.

Все, свободные от исполнения атаманских приказов разбойники с видимым удовольствием расположились на бережку – кто уселся на топляки, кто забрался в замаскированные лодки, а кто и просто развалился в траве, зеленой, как глаза юной красавицы Марии.

Пожав плечами и напившись, Ремезов тут же рассказал о побеге все, причем с такими подробностями, о коих вполне можно было б и умолчать, да вот только Павел молчать не счел нужным, поведав и о реакции стражей, и о приватном Машином танце.

Хлопнув себя по ляжкам, Курдюм посмотрел на девушку:

– От ты так, голышом, и плясала? Отвечай, когда спрашивают!

Маша опустила глаза:

– Плясала. Что ж. Господине Аким много добра для нас сделавши.

– Эх, была б ты, девка, погрудастей, да пополнее… А то что на тебя пялиться-то – кожа да кости одне!

Бродники расхохотались, а вспыхнувшая со стыда девушка еще больше потупила взор. Детинушко Дуб-Дубыч поднялся на ноги, похлопал красавицу по плечу:

– Ничо, дева. Ничо! От тя не убудет.

Разбойники снова захохотали, заржали, словно перекормленные кони, и пуще всех – атаман Курдюм, явно положивший глаза на Машу, что сильно не понравилось Павлу.

Выставленная в эту ночь засада на возможную погоню никакого результата не принесла – никто близ реки не появился: ни караванная стража, ни Суань Го со своими людьми. Впрочем, совсем уж неудачным ночное дежурство считать было нельзя – уже рано утречком Дуб Дубыч доложил атаману о нескольких больших лодках с товарами, кои как раз под утро прошмыгнули вниз по течению.

– Баконя грит – ночесь прошли, видать, к Азаку направились. Лодки полные, осадчивые – с товаром.

– Добро, – Курдюм осклабился и неожиданно подмигнул всем, бывшим с ним рядом, бродникам, четверо из которых – довольно еще молодые парни, судя по скуластым лицам – половцы – не сомкнули глаз с полночи, бдительно охраняя пленных. Даже и сейчас настороженно присматривали, Ремезов даже скривился:

– Да не убежим мы никуда, зря вы волнуетесь.

– Убежите – не убежите, – высморкавшись, философски заметил главарь, – а присмотр все одно нужен.

Павел пожал плечами – кто бы спорил? Хотя, наверное, его слова все же возымели действие – с пленниками остались только двое разбойников, все же остальные, повинуясь приказу своего атамана, скоренько собрались и двинулись вниз по реке – кто на челнах, а кто и по берегу – на лошадях. Ясно было – куда: конечно же, торговые ладьи грабить!

– Как ты, Маша? – проводив взглядом лодки, боярин присел на топляк, рядом с девушкой. – Никто не приставал ночью?

– Никто, – юная красавица улыбнулась и, хлопнув ресницами, зевнула, быстро перекрестив рот. – Я-то, господине Аким, не спала, все в траве ворочалась, слыхала, как эти почитай всю ноченьку про что-то сговаривались. Слыхала, вроде и про нас говорили – мол, то ли убить от греха, то ли в Азаке, на рынке, продать, есть у них там верные люди.