Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

Азак, он же – Тана, будущий Азов – торговая фактория Генуи на топких берегах Азовского моря, ныне платящая дань татарам.

Ремезов покусал губы – в принципе, подобного решения он и ждал, чего еще ожидать от разбойников? Благородными они только в старых книгах бывают, на самом же деле… Лиходейничают-то не от благородства, скорее – от безысходности, а с пленниками поступают известно как: если нельзя продать, так убить. Еще вариант – принять в шайку, что тоже вполне могло быть, но при данном раскладе касалось только Ремезова – сильного и опытного в воинском деле молодого мужчины. Все еще хромавший Яцек в этом смысле для бродников никакого интереса не представлял… а вот Маша вполне представляла. Как на нее смотрел атаман! Да и все остальные… И что с того, что кричали – худа! Подкормят чуток, а не успеют, так все равно используют, скорее, рано, чем поздно – они ж тут как солдаты славной Советской Армии – в женском вопросе неприхотливы и не сильно разборчивы. Оно, конечно, эти бравые парни, ежели б имели возможность выбирать, предпочли бы какую-нибудь дородную бабенку с арбузной грудью, однако вот выбора-то у них сейчас никакого не было, а была Маша… Тощая, да, слишком уж для этого времени стройненькая, но… уж что есть. И с этим нужно было что-то делать, не рассусоливая, как можно быстрей. А что делать? Бежать, не зная степных троп? Так можно долго пробегать, до полного истощения, и стать легкой добычей каких-нибудь кочевников-степняков, что явно не имело смысла. Пробираться вдоль реки к Дону и в тот же Азак? Ага… самим явиться на невольничий рынок. А куда же еще-то? Чужаки, они везде чужаки, и поступать с ними можно как душе угодно, никто не заступится, никто не ответит. Так что поспешное бегство – не вариант. Эх, был бы проводник, хоть кто-то, знающий степи… А в принципе – можно и в степь, хоть так уберечь девчонку, пусть даже на какое-то время. Найдут? Поймают? Очень может быть, бродники же здесь – дома. Однако ж делать, похоже, нечего – для Марьи иных вариантов просто нет.

Зря! Зря прихватил с собою девчонку!

Ремезов покачал головой, скривился, подумав, что зря он себя корит – что же, лучше было б девчонку в караване оставить? Это после всех-то событий. Нет, все-таки здорово она ему помогла… и теперь стыдно девушку вот так, на произвол судьбы, бросить, не по-мужски это, не по-мужски!

– Парни, в кости играете? – повернув голову, Павел посмотрел на своих стражей.

Скуластые, смуглые, в сермяжных, продранных и местами неумело заштопанных зипунах, в круглых барашковых шапках, до такой степени засаленных и грязных, что там, похоже, уже даже блохи не жили, молодые разбойники больше напоминали стоящих на паперти нищих, нежели бесшабашных ловцов удачи. Даже сабель у них не имелось, лишь луки со стрелами да за поясами – ножи. А лица? Какие у них были лица! Истинно степные, без всякого выражения, непроницаемые, как у индейцев, со щелочками-глазами и презрительно опущенными уголками губ.

Впрочем, до разговора с пленными один все же снизошел:

– В кости-то мы играем, бачка, только атаман приказал руки вам не развязывать и крепко-накрепко следить. А не уследим – башка с плеч! Атаман – он такой, горячий.

– Все понятно, – покивал Ремезов. – Значит, играть не будем. И долго нам тут так, истуканами-то, сидеть?

Вместо ответа страж лишь повел плечом и сплюнул – не знал и сам. Хорошо хоть еще разговаривал, в отличие от своего немого напарника, что давало возможность хоть что-то узнать о шайке атамана Курдюма.

Искоса взглянув на воина, Павел шмыгнул носом:

– Горяч, говоришь, атаман?

– Горя-а-ач!

– А шайка… ватага-то ваша удачлива?

– Да когда как, – отозвавшись, разбойник тут же спохватился, исправился – мол, есть и хуже.

Потом, чуть помолчав, вызверился, взглянул с угрозой:

– А ты что меня все выспрашиваешь, а?

– Думаю, – боярин улыбнулся как можно шире. – Думаю – нас он к себе не возьмет, а? Оружием я владею любым, а людишки мои с ножами да арканами управляются изрядно. Может, и сгодились бы вам?

– Про вас не знаю, а девка – точно сгодится!

Ухмыльнувшись, молодой лиходей глумливо посмотрел на сидевшую рядом, на плавнике, Машу и тяжко вздохнул:

– Йэ-эх, наказал атамане не трогать. А так бы… Так бы весело у нас вышло, а, девка?

Встав на ноги, он подошел к девушке ближе и, грубо ухватив за подбородок, посмотрел в глаза:

– Что, корвища, поваляемся потом со мной? Уж конечно, поваляемся… Опосля атамана! Гы-гы…

Парень гнусно заржал, поддержанный в своем глумливом хохоте и напарником, оказавшимся точно не глухим и, наверное, не немым тоже.

Побледнев, Маша прикрыла глаза, Яцек дернулся было – но вызвал еще более громкий хохот.

– От ты смотри, Анвар, с ножиками они управляться могут. Мы тоже можем, еще как! Эх…

Анвар, дотоле спокойно сидевший на корточках, тоже поднялся и, подскочив к Маше, схватил ее левой рукою за грудь, а правой – за горло. Захохотал:

– Титьки есть, Кишоха! Правда, ма-асенькие.

– Это плохо, что масенькие. Я большие люблю.

– И я большие…

Ремезов закусил губу, глядя, как, оставляя за собой мокрые соленые дорожки, текут по Машиным щекам слезы. Боярин надеялся сейчас только на одно – вряд ли эти разбойные сволочи осмелятся нарушить приказ своего атамана. А вдруг все же посмеют? Вон как оба дышат – как паровозы! – совсем уж девчонку облапали, залезли руками под платье…

А головой этому в брюхо, а тому… Главное, руки б освободить, развязаться бы!

– Ишь, ревет, корвища. Не реви, небось, не забидим.

С реки вдруг донесся свист, заливистый и громкий; бродники, враз перестав лапать девку, схватились за луки, бросившись в камыши… И тут же расслабленно поднялись, замахали руками:

– Наши.

– Быстро они нынче управились.

– Да-а, кажись, не пустые.

Ремезов, а следом за ним – и Маша с Яцеком поднялись на ноги, присмотрелись. И в самом деле, оба разбойничьих челна сидели в воде едва ль не по самое некуда, меж скамьями-банками виднелись какие-то бочонки, тюки и большие глиняные кувшины.

Вот снова раздался свист – свистел сидевший на носу одного из челнов Ахмет. Откуда-то с берега тоже послышался свист – видать, и остальные разбойники возвращались, конная, так сказать, рать – все три человека во главе с «горячим» парнем Курдюмом.

– Все ль подобру, поздорову? – помогая втащить на берег челнок, осведомился Кишоня.

Кормщик, Силяйко, довольно захохотал:

– Вот токмо-то подобру, парни! Купчишки, как нас увидали, так, как листы осиновые, задрожали. Думали – мнози нас. Атаман свистать по брегам велел, вопить, орать что-то, да тут еще и челны. Куда купчишкам деватися? Некуда. Вот и отдали. Не все, часть – так ведь подобру, поздорову.

Павел покусал ус – похоже, рэкет удался на славу: окромя всего прочего, шайка приобрела и вино… или что там было в кувшинах? Медовуха, хмельной квас, брага?