Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Ты, Петруша, копьем-то хорошо владеешь!

– На медведя ходил! – захорохорился хлопец.

– На медведя? Один?

– Ну, не на медведя… на зубра! Так тот еще помощней!

– А родители-то твои живы ли?

– Давно померли, я, как уходил, уж наказал нашему ксендзу, чтоб не забывал поминать.

– Извини… С км же ты жил-то?

– Так с родителями ж!

– Ты ж сказал – померли они давно.

– Давно. Батюшка – два лета назад, а матушка… с полгода тому будет.

– Ах, вон как, – Ремезов на минуту замолк, придумывая, о чем бы еще расспросить этого парня.

Придумал:

– А в Кракове ты бывал?

– Врать не буду – дальше Сандомира не ездил.

– А по-русски откуда знаешь?

– Так матушка моя – из кривичей.

Оба замолчали, задумались. Теплая ночь окутывала берега плотным облачным покрывалом, то исходившим пушистым снегом, то разрывавшимся сверкающими прорехами звезд. Внизу, за кустами, белела река, позади чернел лес, на опушке которого спали сейчас сандомирские беженцы. Было ли убежище безопасным? Наверное, да – иначе б опытный войт, несомненно, отыскал бы другое. Люди сейчас вряд ли сюда сунулись бы – да и кто бы бродил почти непроглядной ночью? Люди – нет, но волки…

И, словно бы в ответ на мысли Павла, где-то вдалеке за рекою послышался волчий вой.

– А волки сейчас сытые, – по-польски произнес Петр. – Война.

– Волки сытые, татары нас тут не отыщут, – Ремезов задумчиво поскреб бородку. – Однако всякое быть может. Не зря ведь сидим.

– Не, не зря, – согласился шляхтич. – Не так татаровей опасаться надо, как лихих людишек. Беженцев-то пограбить да в полон взять – милое дело. А потом продать – работорговцев нынче искать долго не надо.

Парень говорил дело, и Павел, отбросив всякие мысли, молча вслушался в ночь. Тихо падал снег, где-то неподалеку, вспорхнув, забила крылами крупная ночная птица. Кто-то сердито заквохтал – рябчик? Глухарь? Тетерев?

– Слышишь? – резко повернув голову, взволнованно зашептал Петр. – Кто-то птиц испугал. Лесной дорожкою пробирается кто-то!

– Сейчас?! – изумился Ремезов. – Так ведь не видно ни зги.

– Там широко, не заплутаешь. Кто знает – и до опушки дойдет. – Шляхтич половчей перехватил копье – единственное свое оружие, если не считать засунутого за пояс ножа. – Видать, заметили костер, подобрались, выждали…

– Так идем, подымем наших!

– Идем. Да ты не торопись, господин Павел, думаю – лиходеи рассвета дожидаться будут. Сейчас вот окружат, а как чуть рассветет…

– Могут и факелы зажечь.

– Факелы? Это да… могут.

Хорошо, что шляхтич, еще уходя на сторожу, заметил, в каком месте укладывался спать войт – с краю, под высокой раскидистой елкой. Осторожно подобрался, зашептал:

– Дядько Кныш!

– Чего? – надо отдать должное, Кшыштоф проснулся сразу, и шума не поднимал, видать – и спал-то вполглаза.

– Птицы забеспокоились, – все так же тихо пояснил Петр. – Вот мы и…

– С какой стороны? – тут же перебил войт.

– Где дорога.

– Хорошо… Есть еще время. Давайте, будите всех с осторожкой.

Как видно, беженцы хорошо понимали, в какой ситуации находились, и, несмотря на усталость, спали не очень-то крепко – так же, как и староста-войт. Проснулись, поднялись молча, даже дети не вскрикнули.

– Давайте туда, к реке, – шепотом распоряжался дядько Кныш. – Там, на том бережку, балка – затаитесь и ждите. Крамеш! Лук мне передай… и стрелы… Ты всех поведешь.

– А ты, дядько?

– А мы со шляхтой задержимся чуток. Поглядим: будет нужда – так отход ваш прикроем. Ну, все… Да хранит вас Святая Дева.

– И вас…

Беженцы покинули опушку так же тихо, как и поднялись, словно бесплотные тени, растворились в ночи. А войт и шляхтичи расположились за елкою.

– Эй, Петро, – снова зашептал староста. – Ты хвастал, что стрелой добре бьешь.

– То не хвастовство, дядько, то правда.

– Тогда держи лук! А вот – стрелы… Немного, но… Павел, у тебя, смотрю, только нож? Петро, передай ему копьецо… Ага. Тс-с! Точно – птицы… Кто-то филина спугнул, слышите – ухает?

Ремезов прислушался и действительно услышал отдаленное уханье.

– Ты прав, Петро, – снова зашептал войт. – На старой дороге. Идет, пробирается кто-то. А кому по ночам шастать?

– Может, просто беженцы? – заметил Павел. – Такие же, как и мы.

– Может, и так, – почти невидимый в темноте дядько Кныш отозвался с задумчивостью. – Одначе чего гадать? Увидим. Вот как рассветет…

– А если они – факелы?

Войт хмыкнул:

– А вот если факелы, так это точно лиходеи по нашу душу. Тогда, Петро, на огонь и бей – по факельщикам. А ты, Павел – копьем действуй. Ночь… Факельщиков перебьем – уйдем, не догонят. А поутру к кому-нибудь прибьемся – народу на реке много.

– А если утром – татарови, дядько? – подал голос шляхтич.

– Татарове – то другая забота. Нам бы сейчас от лиходеев спастись… ежели то лиходеи. А о татаровях после думать будем. Тс-с!!! Все, молчите – шаги! Снег скрипит. Петро! Ежели факел зажгут – бей без раздумий.

Минут пять все было спокойно, только тут уже и Павел услышал чьи-то шаги. И в самом деле – скрипел снег. А вот послышался и чей-то громкий шепот. Хрустнула под ногами сухая ветка. И тут же раздался какой-то странный металлический звук – глухой, резкий. Огниво!!!

Ну, точно… Вот вспыхнула факел!!!

И сразу же просвистела стрела, раздался стон… упавший в снег факел зашипел и погас. Чуть в стороне загорелся было другой… Снова стрела! И тьма… Не соврал юный шляхтич Петр, и не хвастал – бил метко.

Кто-то мерзко завыл, кто-то вскрикнул:

– Уходим, братцы!

Послышался хряст кустов и хруст снега – лиходеи торопливо бежали, спасаясь от неожиданного напора тех, кого прочили уже добычею.

– У нас мало времени, – когда все стихло, прошептал войт. – Они не ушли – затаились. Дождутся рассвета и… Надобно нам поспешать – с осторожностью.

Дядько Кныш и шляхтичи неслышно, словно змеи, поползли по снегу к берегу реки, а уже там, поднявшись на ноги, пошли, зашагали, подозрительно поглядывая на полную луну, вдруг прорвавшуюся сквозь тучи. Хорошо хоть недолго она блистала, зашла, закатилась за облако. Порыв внезапного ветра поднял на реке поземку, швырнул снег в лицо беглецам. Шедший впереди староста, смутный силуэт которого лишь кое-как угадывался в предутренней мгле, то и дело оборачивался, подгонял – успеть бы до рассвета, успеть бы.

– А мы балку-то найдем, дядько? – засомневался Петро. – Эвон, темень-то.

– Как начнет светать – сыщем.

– А разбойники? Они за нами не погонятся?

– Может, и погонятся, кто их знает? Нам бы своих сейчас отыскать, да пристать к кому-нибудь… не думаю, чтоб лиходеев было слишком уж много, на большую-то толпу напасть побояться, чай, не татары.

– А, может – татары?