Василий Панфилов - Отрочество

Анна Ивановна опытный… хм, сотрудник, пусть и негласный. Благорасположение обер-полицмейстера, да собственные связи? Достаточный ресурс для человека с её-то опытом. Найдёт.

Натура она увлекающаяся, может и увлечься. И пожалуй, это было бы к лучшему.

— Футбол? — фыркнув пренебрежительно, Абрам Моисеевич тронул меня было за плечо, выставляя из лавки, но тут же остановился, – Погоди-ка…

Он близоруко наклонился ко мне, обдав запахами чеснока, нафталина и больных зубов.

— Шо ж вы морочите мине то место, где спина переходит в жопу! — возмутился он, – Сразу надо было говорить не ваше замечательное имя, но и чей вы кого! Футбол, говорите? А в чём таки моя выгода, помимо траты родных денег на неродных детей?

И за плечо мине, да в лавку, где вкусно пахнет всякими восточными специями, да табуреточку под зад, махнув рукой то ли приказчику, то ли родственнику, показав на забредшего по утру покупателя.

– Реклама! – подымаю я палец, – Ви таки не спортсмэн, и это сразу видно по вашим мужественно сутулым плечам. И когда мы играем в Дюковском парке, вокруг тоже ни разу не спортсмены сморят, разве что сильно давно и очень неправда, и в основном по переписке. Но смотрят!

— Смотрят как смотрят, или смотрят как много? — и голову на бок, как учёный ворон. Такой же носатый, да глаза в круглых очёчках совершенно птичьи.

— Смотрят как толпа на рынке! И чтоб ви понимали, всё это не оборванцы от безделья, а почтенная и полупочтенная гуляющая публика из тех, у кого в карманах есть мал-мала уважения окружающих.

– Роза! – истошно заорал он куда-то в глубины лавки, – Поставь чаю и собери на стол нам с молодым человеком! Как для своего, а не как для так!

— И шо я таки смогу поиметь для сибе лично? -- поинтересовался он осторожно, самолично наливая мине почти крепкого чая в комнатке на заду лавки.

– Абрам Моисеевич! – я ажно руками всплеснул, удивляясь напоказ такой странности, – Ну шо вы как неродной! Тётя Песя говорила таки за вашу сообразительность с большим уважениям, а тут как будто подменили вас на не вас! Поиметь ви сможете так много, насколько вложитесь! Вы мине понимаете?

– Представьте! – перебил я торговца, распушившего было полуседую бороду для большого спора, поведя рукой перед его лицом, – Воскресный летний день, много праздной небедной публике в парке, и спешащей притом не просто куда ведут ноги и скука, а на футбольный матч. Первый в истории не только Одессы, но и таки России! Ви улавливаете суть с солью? Или мине таки ещё и поперчить?

Абрам Моисеевич уловил, шо вложиться придётся, а не как всегда, и схватился за пейсы.

– Пресса! – надавил я, – И огороженное поле…

– Билеты? – перебил он, загоревшись глазами.

– Фу таким быть! Абрам Моисеевич, я скажу Пессе Израилевне, шо с возрастом вы впали куда-то! Зачем билеты! Напротив – бесплатно, совершенно бесплатно! Для них. А для вас таки нет, и совсем даже наоборот.

– Но! – перед горбатым носом с внушительной бородавкой замаячил мой палец с обгрызанным от вчерашней нервности ногтем, – поле ограждено, и не заборчиком, а колышками с верёвочками, шоб публика не лезла туда помогать попинать мячик. А на колышках – афиши, ну или транспаранты, да с именами меценатов. Кто скока даст, понимаете? Отсюда и размер!

– Так, – он подвинул к мине халву, – кушай, деточка! Я так понимаю, шо ты пришёл к мине первому?

– Чисто из уважения к тёте Песе – да! – не отказываясь от сладкого, продолжаю разговор.

– И сколько…

– Никаких денег, Абрам Моисеевич, – машу я на нево руками, – чистое удовольствие! Аукцион неслыханной щедрости! Пройдусь по адресам от тёти Песи, дяди Фимы и Семэна Васильевича, и потом уже будем поглядеть!

– Аукцион? – торговец усмехнулся снисходительно, – Среди нас это будет немножечко сильно сложно! Наивный вы, молодой человек!

– Пусть! – запив чаем сладкое, соглашаюсь с ним, – Я же тёте Песе через уважение, а не так, шо мине таки нужны именно ви! Первый матч будет Молдаванка против Пересыпи, и я таки думаю, шо Мавроматис будет сильно горд за своего сыночку, пусть даже он связался с тамошними босяками.

– Хм! – борода вспушилась, а открывшая было рот жена смелась со стула под гневным взглядом мужа, – Мавроматис?

– Ага! Ещё Кириако, Пифани, – махаю бумажкой, – Коста мине в своё время называл имена тех, у кого большая и опухлая греческая гордость. За Пересыпь чуть не четверть именно шо греки играют, так шо думается мине, шо всё там будет!

– Зачем сразу Мавроматис! – вспыхнул было Абрам Моисеевич, подскочив, и тут же сел назад. – Хе-хе! – погрозил он мине пальцем, и задумался, начав обильно вздыхать и потеть.

– Хотите умную мыслю? – сжалился я над ним.

– Ну…

– Соглашайтесь! Я вам даже так скажу – бегите впереди паровоза, и не сворачивайте! Потому как это – серьёзно! Ви таки представьте, как зацепит это не только вас, а? А ви таки первый, шо уже история и строчки.

– Та-ак, – подался вперёд тёти Песин родич, превращаясь в большое метафизическое ухо, изрядно волосатое и пахнущее чесноком.

– Одним интересно играть, другим смотреть. И национальная гордость! Значица, што? Будут команды! Сперва сикилявочные, пока взрослые люди присматриваются и решаются, потом и посерьёзней. А это уже деньги! Инфраструктура, понимаете? А ещё майки, штаны, бутсы футбольные. И вы, весь такой уже меценат и в истории!

– Если уж на этом нет, – я откидываюсь назад, разводя руками, – то даже и не знаю!

– Ага… – он вскочил, забегав по комнатушке, – где там ваши имена от Песи? Так, так…

– Этого, – жёлтый ноготь прошёл по списку, – вычёркивайте! Вычёркивайте, я вам говорю! Такое себе человек, шо и не слишком плохой, но очень всё под себя. За надом или нет, не важно, характер такой.

– Этот…

Вышел от Абрама Моисеевича чуть не через два часа, взмыленный как после бани. Зато и всё! Решено.

Торговец сам за рукав притаскивал кого надо, и не ходить! Мозги, правда, выели знатно.

В итоге, не выходя из комнаты, еврейский вопрос в футболе я таки решил, став заодно членом-соревнователем [20] Член-соревнова́тель – устаревшее (дореволюционное) статусное обозначение члена академического, политического, благотворительного или иного общества, не являющегося полноправным (действительным) членом . спортивного общества, не имеющего пока названия и чотко прописанных функций.

Покинув Абрама Моисеевича, добрёл до скверика, и некоторое время отсиживался там на лавочке, задрав голову к солнцу, прикрывшемуся кружевным редким облаком, растянувшемся по небосводу модной шалью. Тёплышко без жары, и ветерок такой, самую чуточку с прохладцем. Самое оно то, когда ты одет для визита, а не для побегать оборванцем, со всем мальчишеским удобством.