Василий Панфилов - Отрочество

Немецкий язык ложится легко, с родственным идишем заодно. А в остальном так себе, даже и география у него всё больше через приключенческие романы и развешенные по комнате географические карты.

Фира учится добросовестно, хотя и без огонька. Ум у неё большой, но очень практический. Понимает всё важность аттестата, но желания пойти в науку, или скажем – гореть народничеством и чьим-то благом, у неё ну ни капельки.

Занимается через упёртость и желание доказать кому-то там што-там. Мне, себе, матери, или заклятым подружкам – не знаю, и знать не хочу! Я в это бабское даже и лезть не пытаюсь, потому как болото психическое для мужчин. Увязнешь мозгами.

Мишка и так-то сильно далеко не дурак, а ещё и к чтению сильно пристрастился, в кресле когда пришлось сидеть. Теперь вот Гегеля штудирует, шахматные всякие книжки. Ну да тут мы наперегонки! По шахматам, не по Гегелю.

На гимназические науки фыркает.

У меня с учёбой пока не ладится, мозги после болезни вялые ещё, да и устаю быстро. Всё больше за компанию сижу, ну и подсказать што.

– Егор… – тихонечко шепнула Фира, стараясь не тревожить других.

– Аюшки? – откладываю в сторону томик немецкой поэзии, перечитанный уже с десяток раз.

– Вот, – она подвигается поближе с учебниками, и я начинаю объяснять непонятное. Потом тормошу Саньку, улетевшего куда-то в страну грёз, потом…

… взгляд падает на старую идишскую газету, служащую нам заместо скатерти.

– Хм… а почему бы и не да?

– Чево да? – поднял голову Мишка.

– Я вслух? А… да вот думаю, што раз уж голова пока толком не соображает, и заняться всё равно либо нечем, либо не по здоровью, так на языки прилечь. А?

Я воодушевился идеей, потому как жить, оно конечно, и так более чем здорово, но иногда немножечко скушно! Даже и слесарным делом не особо получается, потому как пальцы пока непослушные и слабые. Порезался несколько раз крепенько, ноготь сбил до полного слезания, ну и всё на пока, с ремесленничеством-то! И с музыкой. Восстановиться надо.

– Сперва идиш, – продолжил я, потихонечку выстраивая план, – потому как уже! Язык знаю, осталось только грамоту подтянуть, а это несложно. Не так штобы и сильно нужно, но… Кошусь на Фиру, и та зарумянивается. Мишка хмыкает этак непонятно, што и не вдруг поймёшь, чего в его хмыканье больше – одобрения, или совсем даже наоборот.

– Греческий потом! – загибаю палец, – Коста небось только рад будет! И Мавроматис. Это сложнее, но мал-мала знаю, пусть и с одного слова на десятое. Всё не с ноля!

А ещё… – шевелю пальцами, – пожалуй, вязание!

– Эт-то зачем? – пучит глаза Пономарёнок, – бабское же… Аа! Пальцы разрабатывать?

– Агась! Я б лучше с гитарой, ну и в слесарке, но… – поднимаю руки, показывая забинтованные пальцы, – пожалуй, што и рановато!

– Шалом честной компании! – вторгся к нам Семэн Васильевич, легко забежав наверх и сымая шляпу.

– Шалом.

– Здравствуйте, – Мишка упорно не принимает местного наречия, хотя иногда и срывается за нами, отчево его ажно морщит.

– Михаилу почти архангелу мой отдельный привет! – отсалютовал ему мужчина двумя пальцами к виску, плюхаясь на свободный стул.

– Архангелу?

– Не рассказывал? Эх… – Семэн Васильевич усмешливо поглядел на заалевшего брата, – Зря! Сценка-то почти библейская вышла! Практически изгнание. Пусть даже не из Эдема, но если сравнивать этот милый дворик с больницей для скорбных разумом, то вполне себе и да! И костыль заместо меча. Вот и получил интересное прозвание в некоторых широко известных узких кругах.

Я взглядом пообещал Мишке подразнить его новым прозвищем, на што тот только вздохнул и закатил глаза к небу.

– Есть новости, – деловито сообщил Семэн Васильевич, – и немножечко даже хорошие!

– Первая! – он загнул палец, – Говорят, шо грешно радоваться чужим бедам, но я таки говорю – око за око! Жандарм в рясе, от которого вы зубами скрипели, ныне в больнице. Холера! Жив, и скорее да, чем ой, но всё вполне серьёзно, вплоть до длинной поправки здоровья, переводом куда-нибудь неблизко.

– Второе! – загнулся ещё один палец, – Владимир Алексеевич со своей стороны, и ваш покорный слуга…

Соскок со стула и дурашливо-великосветский поклон.

… – приложили немножечко усилий, и ваше прикрепление к церкви растаяло в лучах утреннего солнца! Это таки не значит, шо свобода и вольные казаки, и я таки надеюсь, ви мине понимаете, а не как все обычно?

Мы закивали.

– Буду надеяться на верить, – вздохнул он, – ходить всё равно придётся, просто можно будет выбрать самому, и выбрать штоб вот так!

На закрытые глаза печными заслонками опустились крепкие ладони.

– Через умеренное пожертвование!

– Дядя Фима звал в гости, – выдал я осторожно, – всех!

– Почему бы и не да? – пожал плечами Семэн Васильевич, улыбаясь золотозубо.

– Царьград! – выдохнул Санька, сорвавшись с места, – Я должен непременно…

– Ша! – остановил его Семэн Васильевич, – Должен, но немножечко потом, а не прямо сейчас! – А… ну да.

« – Турция» – отозвалось подсознание, – «отдых по системе всё включено!»

Время тянулось тягучей патокой, как в далеком детстве. Достаю иногда часы, гляжу на секундную стрелку… тик-так! Всё так, всё в порядке, как и должно быть. Часы в карман, и снова тянется время.

Обдумал с десяток мыслей, пару раз поменял позицию на стуле, вытащил часы из кармана… Минуты не прошло.

Умом понимаю, што это чистый субъективизм, и замедлившееся время всего-то результат болезни. Не время замедлилось, а каждое событие — вновь, как в детстве, стало значимым, вызывает мощнейший эмоциональный отклик.

Пролетел толстый шмель, важно неся толстое брюшко. Мелькнул стриж в небесной синеве. Прополз по стене мураш, таща на спинке дохлого жучка. Всё важно!

Пройдёт. Потускнеют, а потом и уйдут в глубину воспоминания о той боли, о каждом глотке воздуха, дающегося с мучительным трудом, мышечных спазмах, от которых выкручивает всё тело.

Эмоции перестанут скакать весёлым горным потоком по камням, войдя в привычное русло, ну а пока — так. Странно.

Не могу даже сказать, хорошо это или плохо. Скорее да, чем нет, потому как здорово, когда всё – в радость. Каждый шаг, каждый глоток воды как в первый раз.

Но немножечко и нет, потому как ждать ой как тяжко! Два-три дня ожидания месяцем кажутся, ажно душенька свербит от нетерпения. С Туретчиной хотя бы!

Я ж как думал? В лодку к дяде Хаиму, ручкой берегу одесскому помахаем, да и навстречу приключениям. Ан нет! Официально всё решили — через путешествие, а не контрабанду.

Оно понятно, што незачем плодить себе лишние проблемы через непослушание властям, особенно когда они по факту не нужны, но… время! Тянется…