Amazerak - Барчук

— И как ты хочешь это сделать? Ты уверен, что там оружие? В конце концов, куда его продавать собираешься?

— Спокойно. Не тараторь. Нам нужно встретиться с твоим Лаврентием Сергеевичем, и я расскажу о своей задумке. Хранить будем в заброшенном лагере. А по поводу последнего… В Нижнем у меня кое-какие связи есть — разберусь.

Рыжий почесал затылок. Чувствовалось, что ему непросто идти против местной банды. Боится.

Тут в коридоре раздались шаги. Чёткие, быстрые. Я насторожился. Первым делом подумал, что полиция. Дверь распахнулась. На пороге стояла Катрин.

Она была одета в свою дорожную кожанку, как и в тот день, когда мы едва справились с похитителями. На плече висел карабин, на поясе, в кобуре — револьвер.

Рыжий так и замер, уставившись на девушку. Да и я тоже: кого угодно ожидал сейчас увидеть, даже самого Капитана, но только не её.

— Так, ты пошёл отсюда, — велела она Рыжему.

— Чего ты тут делаешь? — только и смог вымолвить я.

Рыжий спешно ретировался. Тут все понимали: если человек увешан оружием с ног до головы — значит, он либо полицейский, либо военный, либо боярский дружинник. Ни на полицейского, ни на военного Катрин не походила. Оставалось — последнее. А когда боярский дружинник что-то приказывает, самое разумное, что может сделать простолюдин — поскорее исполнить это, не задавая вопросов.

— Неплохо устроился, — сказал Катрин, осматриваясь и присаживаясь на стул, на котором прежде сидел мой компаньон. — Времени, гляжу, даром не терял.

— Время — деньги, — ответил я. — Не ожидал тебя увидеть. Как ты меня нашла?

— Это было несложно. Я ж знаю, где живёшь. Ольга сказала, что ты — здесь. Дела в гору идут?

— Так. Помаленьку. Хочу заведение открыть спортивное.

— Сам решил, или посоветовал кто? Впрочем, неважно. Я к тебе с вестью. Плохой вестью…

— Я уже знаю, — я сделал печальное выражение лица, пытаясь изобразить скорбь по матушке, которую ни разу в жизни не видел. — В газетах писали. Но как это произошло? Почему?

— Барятинские утверждают, что это была остановка сердца.

— А на самом деле?

— Мы полагаем — убийство. Вначале твой дед решил убрать тебя, потом, через месяц — твою матушку.

— Но зачем?! Ты мне объяснишь, что за хрень вообще творится? В Нижнем какая-то война идёт, пишут, что глава вашего рода погиб. Может, расскажешь, наконец? Мне надо знать правду.

— Спокойно, Миш, — мягко сказала Катрин. — Всё расскажу. Для этого я здесь. Секреты хранить больше не имеет смысла. Дед твой считает, что ты незаконно рожденный, что матушка твоя согрешила, и понесла тебя от простолюдина. Вы оба для него — пятно позора на роду. Он ждал, пока тебе исполнится семнадцать, и ты официально перестанешь быть частью рода, чтобы не пошло лишних толков. Но как видишь, всё обернулось иначе.

— Но какой смысл меня убивать, если я всё равно больше не принадлежу роду? Какое теперь это имеет значение?

— Ты же знаешь своего деда: он человек старой закалки. Для него это позор, а позор можно смыть только кровью.

— Да-а-а, — протянул я, — Как всё сложно, оказывается. И что, это правда? Я действительно незаконнорожденный?

— Твоя матушка всегда это отрицала. Но и Барятинские, и Птахины уверены, что это так. Говорят, в том месяце, после которого она обременилась тобой, Елена Филипповна отдыхала в Крыму. А когда в десять лет у тебя не проявились родовые черты, и ты не смог овладеть чарами, твоему деду стало окончательно понятно, что ты — не потомок рода.

— Так себе новости, скажем. Печальные.

Моя рука лежала на столе, и Катрин заботливо взяла её:

— Понимаю, тебя тяжело сейчас, — сказала девушка. — Впрочем, изгнание ты пережил, а это было гораздо труднее. Как сам вообще?

— Да так. Неплохо. Старую жизнь иногда вспоминаю, тоскливо становится немного, — тут я не соврал. Я действительно до сих пор не мог избавиться от воспоминаний о своём мире, который теперь казался лишь сном.

— Признаться, удивлена, что ты так быстро освоился. Елена Филипповна была уверена, что тебе тяжело придётся.

— И поэтому засунула меня в эту дыру? — усмехнулся я.

— Это идея Филиппа Андреевича. Матушка твоя ничего не могла поделать. Она пыталась упросить его, чтобы я присмотрела за тобой первое время, но Филипп Андреевич не позволил, сказал, пусть сам жить учится. Не ошибся: тебе и правда на пользу пошло.

«Если бы, — подумал я. — Не то Михаилу на пользу пошло, совсем не то…»

— Ладно, это дела прошлого, — сказал я. — Дальше-то что? Мой дед знает, что я жив? Мне грозит опасность? Что произошло в Нижнем?

— Когда умерла Елена Филипповна, мы с наёмниками Бобриковых предприняли атаку на ваше имение. Мы обстреляли дом, но старик Барятинский ударил воздушной волной. Филипп Андреевич и его старший сын шли в авангарде и погибли, не успев поставить защиту. Кое-какая техника пострадала. Нам пришлось отступить.

— И сколько это будет продолжаться? До полного истребления?

— Не знаю, Миш. Вопрос этот не ко мне. Государь вмешался, требует прекратить вражду. А оставшиеся Птахины жаждут мести. Я не думаю, что тебе грозит опасность. Но будь осторожнее. Молодой Загорский — друг семьи Бобриковых, а никто не знает, как далеко может зайти твой дед.

— Весело у вас…

Катрин полезла за пазуху и извлекла оттуда упитанный конверт. Положила передо мной.

— Вот зачем я здесь, — сказала она. — За неделю до своей кончины Елена Филипповна вручила мне его. Словно чувствовала… Хоть и не верила, что Барятинские поступят подобным образом. Просила отдать тебе, если с ней что-то случится.

Я взял конверт, задумчиво повертел в руках:

— Там ответы?

— Надеюсь. Что ж, пожалуй, мне пора.

— Подожди. Просьба есть. У тебя есть на примете люди, кому можно продать небольшую парию оружия? — спросил я прямо.

На лице Катрин было написано недоумение.

— Ты во что ввязался? — спросила она строго. — Откуда у тебя оружие?

— Пока не откуда. Это так на будущее. Вы же ведёте войну, верно? Ну и, наверняка, среди ваших есть люди в теме.

— Не к добру ты это затеял, Миша. Зачем идёшь по такому пути? — слова эти прозвучали как-то уж очень нравоучительно.

— Деньги нужны, — пожал я плечами. — Да ты не переживай. Риски есть, конечно, но где их нет? Ты бы знала, какая ерунда тут в городе творится, и чего мне стоило выбить хотя бы этот зал.

— Ладно. Это твоя теперь жизнь. По старой дружбе постараюсь помочь, чем смогу. Сколько продать хочешь?

— Пока не знаю, в том-то и дело. Может, сотню ружей, может — две, три… Сейчас сложно сказать. Мне нужен человек, с которым могу связаться в случае необходимости. У тебя есть нужные каналы?

— Придумаю что-нибудь.

— Как с тобой связаться?

Катрин достала ручку и прямо на конверте написала адрес: