Борис Орлов - Цвет сакуры – красный [litres]

Неожиданно Волков вспомнил историю, слышанную ещё в Ярославле. В начале двадцать седьмого года из-за войны в Японии стало совсем плохо с продовольствием. Из Советского Союза в Страну Восходящего Солнца двинулись караваны из советских японских судов, нагруженных продовольствием.

Вот один из таких караванов и попался в руки контрреволюционерам. Посмотрев на скорую и лютую расправу с японскими товарищами, русские моряки уже готовились к смерти, когда их вдруг попросили снова занять свои места и довести корабли до порта, подконтрольного мятежникам. Причём подвыпивший судовой механик клялся и божился, что их именно попросили, а не пинками по местам разогнали.

По прибытии на место советским капитанам заплатили за доставленный груз и отпустили восвояси. Разве что не попросили привозить ещё…

В СССР английские демарши привели к военной тревоге 1927 года, ускорению курса на коллективизацию, ускоренному перевооружению РККА и заключению договора о совместной обороне с НСЯИ.

К концу лета двадцать седьмого года Гражданская война в Японии закончилась. Император Нобухито официально заявил о принятии курса на построение социализма, в Японии тоже грянула коллективизация, а СССР и Япония вместе стали готовиться к освоению Маньчжурии.

Всеволод Николаевич отодвинул словарь, встал, потянулся и улёгся на кровать. А попутно задумался: что же такое случилось в этом мире, что вместо никому тогда не нужного, разваливающегося на части Китая большевики решили помогать Японии? И почему в его мире этого не произошло?

А на следующий день, рано утром, у проходной завода он опять встретил Умеко. Она стояла, скромно опустив глаза, точно примерная девочка-школьница, ждущая учителя. Волков вздохнул и подошёл к ней:

– Умеко-тян, – произнёс он как можно спокойнее и ласковее, – с добрым утром. Кого-то ждёте?

Та глубоко вдохнула и, зажмурившись, словно перед прыжком в воду, кивнула головой:

– Вас, Волков-сан…

И пока они вместе шли к цехам, Умеко изложила инженеру своё виденье будущей жизни. Их жизни. Совместной. И никакие аргументы на девчонку не действовали.

– Волков-сан, разве я – некрасивая?

«Господи, дай мне сил!»

– Нет, Умеко-тян, вы очень красивы. Но…

– Вы считаете меня недостойной стать вашей супругой?

– Э-э-э… Разумеется, нет, – Волкову казалось, что он видит какой-то дикий, фантасмагорический сон, и все никак не может проснуться… – Но разве я достоин такой жены?

Услышав это, Умеко с трудом удержалась от смеха.

– Вы достойны самой лучшей жены, Волков-сан. И я постараюсь быть именно такой…

Волков продержался целый месяц. Уговаривал себя, что жена, на добрых полдесятка лет моложе, чем его старший сын, – нонсенс. Если не сказать хуже. Что над ним, козлом старым, смеяться не будет только последний дурак, что пройдёт ещё десять, ну пусть пятнадцать лет, и Умеко его бросит, потому как, на что ей сдался старик. Скрепя сердце, переговорил с Кеном Утида, чтобы тот повлиял на свою дочь. Вот только в процессе разговора инженер и мастер основательно выпили, и Всеволода Николаевича сморило. А проснулся он от того, что его тормошила за плечо Умеко, уютно устроившаяся рядом. Под одним одеялом и без малейших признаков одежды. Обложив себя последними словами, инженер вздохнул и обнял девушку…

Свадьба Волкова-старшего была вполне скромной, хотя и абсолютно не японской. Кен Утида, пара товарищей Умеко по кимовской ячейке и служащий из Советского представительства – вот и все гости, которых позвали в маленькую чайную. Правда, совершенно неожиданно принесли телеграмму от самого Товарища Его Божественного Величества, который не мог проигнорировать первую в Японии интернациональную свадьбу. Да товарищ из Совпредства сообщил, что Волковы через месяц отправляются обратно в Союз: Всеволода Николаевича, как особо ценного специалиста, переводят в Наркомат. Так что приходится торопиться: нужно принимать дела.

Узнав, что они поедут в Москву, Умеко с детской непосредственностью захлопала в ладоши, запищала от счастья и повисла на шее мужа. Впрочем, она тут же кинулась к секретарю ячейки и зачастила, прося его подготовить все документы для переезда. Ведь там на месте ей нужно встать на учёт, и для этого нужно всё-всё перевести с японского на русский, а то вдруг товарищи в Москве неправильно прочтут записи в её учётной карточке…

Апрель 1933 года выдался солнечным и тёплым. Утреннее солнце весело пробежалось лучами по улицам и паркам Москвы, по столичным площадям, скверам и крышам зданий. По улицам спешили прохожие, грузовики рыкали на ухабах и скрипели тормозами на перекрёстках, трамваи гремели и звенели на стыках рельс.

В это утро по улицам столицы шла молодая пара. Высокий парень в военной форме с россыпью значков на груди, среди которых выделялся почётный знак «Воин Дальневосточник», раздвигал встречных, словно ледокол льдины, шагая вперёд упругим, твёрдым шагом человека, привыкшего много и далеко ходить. За плечами у него висел большой вещмешок-сидор, а в руках он нёс увесистый чемодан и такой же узел, впрочем, было видно, что ноша его вовсе не тяготит. За ним быстро семенила молоденькая японка в цветастом кимоно, пытаясь одновременно разглядеть всё окружающее, не отстать от своего «ведущего» и при этом не поднимать головы.

Молодые люди двигались довольно уверенно и целеустремлённо, и лишь изредка военный чуть приостанавливался, чтобы разглядеть названия улиц или номера домов. Но вот наконец парень в военной форме кивнул сам себе головой, повернулся к спутнице, коротко сообщил: «Здесь!» – и пара уверенно вошла во двор одного из московских многоэтажных домов.

Дворник, увидевший эту странную пару, собирался что-то сказать и уже открыл было рот, но вдруг встретился взглядом с глазами парня, в которых прочитал что-то такое, что тут же расхотел вступать в переговоры. Молодые люди остановились чуть ли не в центре двора, и парень принялся внимательно изучать входы в подъезды, беззвучно шевеля губами, – должно быть, пытался высчитать, где находится искомая квартира.

Но вот он обернулся к спутнице, стоявшей с опущенной головой, и произнёс:

– Вот, – он легко повёл рукой, явно не замечая веса чемодана, который так и не выпустил. – Это наш дом.

Японочка закивала головой, чуть покраснела и прошептала:

– Красивый. Большой.

– Большой, – согласился Всеволод-младший (а это был именно он). – Большой. Сейчас поднимемся к нам – Тут он внезапно поставил вещи наземь и взял в ладони лицо Хана. Чуть приподнял, посмотрел ей в глаза. – Да что это с тобой? Ты не заболела?

Та отчаянно замотала головой, а потом снова опустила глаза и на грани слышимости выдохнула: