Борис Орлов - Цвет сакуры – красный [litres]

Все распоряжения Всеволода Николаевича выполнялись теперь исключительно бегом. Молодые рабочие стали носить яловые сапоги и френчи, подражая своему героическому кумиру, а если на партийном собрании на инженера нападал кашель из-за японских сигарет – советские папиросы, увы, закончились, – то кто бы ни говорил в этот момент, немедленно замолкал и почтительно ждал, пока русский товарищ не вытрет губы и не сможет и дальше благосклонно внимать произносимым словам.

Короче говоря, жизнь на заводе превратилась для Волкова в какой-то непрекращающийся кошмар. «Твою-то мать! Вот уж не думал, не гадал, что на старости лет окажусь участником шоу «Большой брат» [228]. Вот же влип, – печально размышлял Всеволод Николаевич, ловя на себе очередные восторженные взгляды. – Господи, которого нет! Ну сделай же так, чтобы они себе другого героя нашли! А то ведь, господи, даже пукнуть нельзя – подражать начнут, и на заводе не продохнёшь!»

Вершины же его страдания достигли тогда, когда волнуясь к нему осторожно подошла Умеко Утида и, смущаясь, краснея и поминутно кланяясь, пригласила его на собрание заводской ячейки КИМ. Глядя на эту обычно боевую и задорную девчонку, что горячо спорила с ним всякий раз, когда он приходил в гости к старому Кену, Волков содрогнулся и поклялся, что уж комсомольцам он расскажет всё так, как было. И рассказал…

Бригадир бригады заводских учеников, член цеховой ячейки КИМ

Умеко Утида

Как я могла спорить с этим человеком?! До сих пор мучаюсь от стыда за своё недостойное поведение! Что сказал бы мой героически погибший брат Исиро, если бы узнал, что я смела перечить такому человеку, такому большевику?! Он бы ничего не сказал, только презрительно скривил бы губы. И поделом мне, поделом!

Волков-сан пришёл на наше собрание, и мы попросили его рассказать: как он убивал кобун якудза, как рубился мечом с главарями страшной Ямагути-гуми, как победил их всех и как его принимал товарищ Нобухито. Все наши комсомольцы ждали, что он расскажет нам о своих подвигах, а он… Он всё повернул так, словно бы он почти ничего и не совершил, а всё сделали другие. Товарищи из Коан тёса-тё, товарищи из народной полиции, товарищи из окружения Товарища Его Божественного Величества. И не рубил он никого мечом – не умеет, а если кого и убил, так просто застрелил, спасая свою жизнь. И ещё он говорил о том, как боялся якудза, как товарищи из Главного управления безопасности учили его: что, как и когда говорить. А потом рассказал про товарища Нобухито. И тоже получалось, что Товарищ Его Божественное Величество – самый обыкновенный человек, и они сначала пили зелёный чай по-японски, а потом товарищ Нобухито заметил, что Волков-сан не очень любит зелёный чай и попросил принести чёрный. С сахаром…

Я поняла, что только великий человек может быть столь скромен. И только настоящий большевик может всем рассказом показывать, что один человек – ничто, а только все вместе мы можем что-то совершить. И только воистину великий человек может увидеть в другом великом просто человека. И тогда я решила заслужить прощение за своё прежнее поведение.

На следующий вечер я дождалась, когда Волков-сан выйдет с завода и подошла к нему. И попросила прощения за все свои споры и глупые возражения, а ещё призналась, что ждала его ошибки. А сказав все, опустила голову, чтобы не видеть его рассерженным.

– Умеко-тян, а пошли в кино! – услышала я вдруг.

И сперва не поверила своим ушам. Подняла глаза – а Волков-сан смеётся. Причём по-доброму. Так иногда смеётся отец, когда старшая сестра привозит к нам своих детей.

Не помню, как сумела кивнуть в ответ. И мы пошли. Только сперва не в кино: Волков-сан сказал, что очень проголодался, и позвал меня поужинать. И мы поужинали. Потом посмотрели фильм «Холоп» [229], и когда он плохо понимал чтеца, я ему поясняла. А после фильма долго обсуждали увиденное.

Потом он проводил меня до дома. Мы шли и просто разговаривали. Он рассказывал мне о России, а я ему – о Японии. Только у меня, наверное, плохо получалось, потому что Волков-сан несколько раз поправлял меня. А потом сам взял и рассказал историю войны Тайра и Минамото. Интересно, даже интереснее, чем в любом фильме про самураев.

Возле самого дома он меня так легонько подтолкнул – иди, мол. И я пошла. Отцу ничего не стала рассказывать, а сразу легла спать. Только сон никак не шёл. Мне первый раз было так интересно и так хорошо с чужим мужчиной. Ребята из ячейки, они… Нет, они хорошие, только гулять с ними совсем неинтересно – они ничего рассказать не могут. И ещё лапать лезут. Вот с Волков-сан как-то совсем по-другому… Ох, вот здорово было бы, если…

Наверное, так я и заснула. А когда проснулась, всё никак не могла понять: что за мысль меня беспокоит? Зудит и зудит в голове, точно надоедливая муха! И только когда уже выходила из дома на смену, вдруг поняла. И от того, что я поняла, стало ужасно жарко и немножко стыдно… Как замечательно было бы, если бы Волков-сан посватался ко мне!

…Не раздеваясь, Волков завалился на постель и погрузился в невесёлые размышления. Вот же ж, прискакала беда, откуда не ждали! Угораздило же сделать любезность – пригласить девчушку в кино. Погулять. И что теперь? За прожитые годы он научился неплохо разбираться в людях, так что уже на середине этой прогулки сообразил, что девчонка готова прямо сейчас выпрыгнуть из платья. Аф-ф-фигеть! Вот только несовершеннолетней любовницы ему в данный конкретный момент и не хватает! Великолепное дополнение к светлому облику героя! Затащил в постель малышку, которая моложе его собственного сына! Ну депортировать из Японии за такое его, скорее всего, не станут, но кривиться будут всякий раз, как встретят. Замечательно! Великолепно! Прямо вот лучше и не придумаешь!

Вот уже неделю Умеко ходит за ним хвостиком. Ну то есть не хвостиком, конечно, но вот на глаза попадаться стала с удивительной частотой и вполне понятной для взрослого мужика целеустремлённостью. «Будем честны: быть бы мне лет на десять-пятнадцать моложе… Э-эх! – рассуждал сам с собой Всеволод Николаевич. – Хороша малышка – спасу нет!.. Так, а ну-ка, пень старый, за-а-аткнись! Какие тебе малышки? Ей в куклы ещё играть, а тебе – тебе о боге уже думать пора! Ну если ещё и не совсем пора, то уже готовиться к такому делу надо…»

Тут мысли Волкова повернули в совсем уж печальное направление, а потому он решил, что необходимо чем-то отвлечься. Он крутанул верньер приёмника, и комнату заполнила бравурная музыка «Марша военных кораблей» [230]. Он вслушался в текст: