Александр Забусов - Феникс

— Проходите.

Сегодня поутру из тех, кого приютила, лишь трое остались. Красавчик, убогий, это который со сломанной ногой, и Петров — вроде бы тихий, а взгляд цепкий, нехороший. Его инвалид отправил к началу балки, чтоб со стороны деревень присмотрел за дорогой. Оказывается, ущербный и есть командир.

Вынесла свиньям ведро запаренных отрубей, руки вымыла, о фартук вытерла. Прочь эту тряпку, стирать ее пора. Совсем распустила себя. Хотя чего обманывает, с утра платье красивое надела. Молодая еще, двадцать седьмой годок нынче минул. Вон и он!

— Тебя Василем кличут?

— Да.

Взгляд чистый, прямой. Колдовской взгляд! В глаза заглянула и… утонула в сини озер. Ой, мамоньки! Чего делает?

— Идем, поможешь. Все едино без дела шлындраешь.

Молча пошел…

Дом пустой, с самой обычной деревенской обстановкой, но всюду порядок и зажиточность ощущается. Как это их при советской власти не раскулачили? Завела в комнату, сразу и не понять, не то горница, не то кухня. Не так уж и часто Михаилу доводилось по русским деревням прогуливаться. Сначала не придал значения игривому выражению на лице хозяйки, может, настроение такое у молодки. Но потом дошло. Отвернувшись, нагнулась за чем-то, чуть выпятив попку назад. Совсем рядом. У него давно не было женщины. Платье натянулось по упругим бедрам. Эх, такой вид кого хочешь обезоружит! Шагнул к ней, рукой погладил по спине. Даже не шелохнулась, видно ждала от него именно этого. Прижал ладонью, чтоб не разогнулась, если что, отступать поздно, башню сносило напрочь. Если б не обстоятельства, можно было подумать, что в медовую ловушку заманили. Вторая рука между тем, поднырнув под подол, ухватила горстью все, что было у нее между ног. Под влажной в том самом месте материей трусов нащупал теплую податливую плоть с прогалиной под средним пальцем.

— А-ах! — выдохнула Анна.

Терпеть такое он уже был не в состоянии. Подняв ее на ноги, развернул к себе, увидел в глазах похоть. Она тоже хотела его, может, больше чем он сам. Именно она его выбрала. Сама! Подожди, дорогая! Прижал к себе, ощутив полные груди под материей. Поцелуем приник губами к губам. Как сладко! Рука снова потянулась под цветастый подол, и в то же время сам почувствовал, что гульфик на его бриджах уже растегнут и ее рука нежно гладит кожу его дружка, вставшего в рабочее положение. Пальцы руки уже нащупали набухшую бутоном мокрую щель, стали мять и бередить незапретный плод. Прямо в ладонь обильно полилась влага, до обоняния дошел характерный запах женщины. Она текла, волосы там стали мокрюсенькими от ее сока, стекавшего в ладонь. Женское место сразу стало мягче. Влагалище на ощупь расширилось, кажется, в него можно было кулак просунуть.

— Хочу! — прошептала в самое ухо.

Повторять не нужно. Потянул книзу ее трусы, совсем не похожие на деталь из французского комплекта, тем самым избавляя проход от ненужной помехи. Подняла сначала одну ногу, высвобождая ее прочь от тряпки, потом вторую. Все, путь свободен! Кухонный стол рядом, что-то из посуды смел прямо на пол, не разбирая, что упало и раскололось, повалил на спину, мельком полюбовался на поросшую волосом промежность с красно-розовой плотью в обрамлении курчавых волос. Услышал стон:

— А-ах! Не могу больше!

Приподняв ее ноги, согнув их в коленях и раздвинув в стороны, воткнул вставший колом орган куда просила, качнулся вперед, затем назад. А после уже толчками работал как на горячем производстве кузнечного цеха.

— А-а-а! А-а-а! — на одной ноте, будто распевала мантру.

Он поддакивал ей с каждым качком к чреслам:

— Н-на! Н-на!

Руками вцепилась в столешницу, не позволяя, чтоб ее сдвинули с облюбованного насеста. Его руки давно высвободили из выреза платья обе груди с набухшими сосками, мяли и гладили гладкие, совсем не упругие перси. Как платье в порыве страсти не порвал? До сих пор загадка.

Почувствовал, что к низу живота подходит что-то напористое и горячее.

— Скоро кончу! — сообщил ей. — Куда?

Оторвалась от столешницы, руками ухватилась за его бедра, выдохнула:

— В меня!

Словами будто подогнала неотвратимое. Почувствовал, как его химия напором выплескивается ей внутрь, а она, чуть приоткрыв глаза и двигая попкой, прищурившись, смотрит на него.

— Кончил! — проговорил вдруг севшим голосом.

Улыбнулась, лежа на столе, раскрасневшаяся лицом, с прилипшим ко лбу мокрым локоном волос, удовлетворенно произнесла:

— Я знаю, милый.

Лежала с расставленными в стороны ногами, ничуть не смущаясь еще совсем недавно незнакомого парня. Из нее чуть вытекала мутно-белая жидкость. Его сперма. Судя по всему, она мышцами влагалища удерживала ее в себе.

Попросила:

— Подай мои трусы.

Подал. Свернув их плотно, сунула этот кляп себе между ног, смежив их друг с другом. Протянула к нему руку.

— Помоги.

Он поднял ее, не удержался, поцеловал. Снова притянул к себе, стал целовать, лаская грудь. Чуть отодвинулась, прошептала:

— Все! Все! Скоро муж приедет, надо себя еще в порядок привести.

Отпустил ее. Оправила на себе одежду, грудь вернула в вырез платья на положенное место. Потом, как просто друзья, сидели и пили чай из самовара. Попросила рассказать о Москве военного времени. Слушала и все же нет-нет да и бросала влюбленный взгляд на него, в глазах бесенята пляшут… Про себя Каретников решил: «Все! Он скоро уйдет, она останется. Не нужно ему дальнейшего продолжения отношений. Пойдут к объекту, есть вероятность, что там все и останутся…»

Военные не любят бой в лесу, так же как и уличные бои, — с пушками и бронетехникой тут не развернешься. Войска, не зная местности и людей, с которыми воюют, ведут себя, как слон в посудной лавке.

Специально обученные, тренированные, хорошо вооруженные, набранные из числа следопытов-профессионалов, оперсостава, специалистов тактической и глубинной разведки, профессиональных охотников, спецгруппы егерей садились на партизанские тропы, блокировали передвижение по лесу, и с этого момента лес превращался в большую ловушку. Терпеливые егеря, тренированные на выживаемость в лесу, тщательно замаскированные лохматыми камуфляжами, до поры до времени вели скрытое наблюдение за всем, что происходило в их зоне ответственности. Внимание обращалось на мельчайшие детали: обнаруженные следы, стреляные гильзы, консервные банки, окурки, старые бинты могли рассказать о многом. Зная, как искать и что искать, спецназу Третьего рейха становилось известно, кто, когда, из какого населенного пункта ходил в лес, устанавливалось по следам, что он там делал. Постепенно вырисовывались маршруты партизанских разведывательно-диверсионных групп, хозяйственные маршруты, нащупывались места дислокаций баз и «маяков». Выявлялись подходы к ним, наличие и расположение сторожевых секрет-постов, порядок смены дежурных нарядов на них, маршруты разводящих, периодичность прохождения блуждающих патрулей вокруг базы.