Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

Что же мы за люди такие… добрые!

– Представляю, что ты надумала.

– Да, если честно, не успела ничего надумать. Страшнее было обнаружить себя голой… среди людей.

– Где ты там людей нашла?

– Тебя… к примеру.

– Это что, не понял, тут со мной кокетничают, что ли? Свернувшись на ручках лисенком? Пригрелся, зверек? Эй, лисий детеныш!

Тошка хихикнула и уткнулась мне в плечо.

А я поймал себя на мысли, что не думается больше про гильотины! Напротив, странным образом хочется сюсюкать и утютюкать над своей драгоценной ношей, как выжившая из ума старушка пускает пузыри над кошачьим выводком. Замечу – сейчас мы движемся среди жутковатых развалин Загородной балки, где вообще-то и днем гулять небезопасно.

Пофиг!

Странное ощущение. Незнакомое. Одновременно и теплое, и… дискомфортное. Как если бы в чем-то постыдном уличили.

В чем? В нежности?

Да что в ней постыдного?

Это комплекс по Фрейду – отголоски изъянов в детском воспитании. Вечно мать нас с братом гоняла за «телячьи нежности»! Вот и стесняемся мы до сих пор собственных проявлений теплоты по отношению к другим людям. Так что, мамы и папы, – тискайте и целуйте своих детей, играйте, нежничайте с ними, купайте в лучах своей любви и мер не знайте! Иначе вырастут они закомплексованными угрюмыми буками.

Такими, как я, например.

Не удержавшись, я чмокнул Тошку в макушку. Куда попал. И тут же почувствовал, как густо краснею по этому поводу. Благо время темное. И место… безлюдное. А она лишь молча прижалась ко мне еще сильнее. Оценила, стало быть. И не возражает.

Лисенок!

Тоже оттаиваю, что и говорить.

И потрясения последних дней как-то теряют значимость, отходят на второй план. На первом – вот это хрупкое сокровище, что сопит сейчас у меня на руках.

Невыносимо!

– Так. Привал. Давай, слезай с меня.

Кто из тех двоих, что у меня в голове, включает «циника»? Малолетка?

Тошка легко спрыгнула на землю.

– Устал?

– Вовсе нет. Здесь просто людные места начинаются. И фонарей много. Увидят, что тащу девчонку, завернутую в тряпки, – не поймут. Боюсь даже представить, что навоображают себе эти прохожие.

Тошка вновь хихикнула:

– На то, что было на самом деле, – фантазии не хватит.

– Это точно.

– Как пойдем?

Вот мужчины! Так выглядит Момент Истины: тебе доверяют и на тебя полагаются.

И ни толики сомнения!

– Делаем так.

Я присел и от ткани, в которую была завернута девчонка, с треском оторвал две длинные полосы.

– Зачем это?

– Сейчас увидишь. Давай свою уколотую ногу. Ставь сюда, мне на колено.

Она поставила. Я обмотал ей ступню и соорудил что-то похожее на греческие сандалии. Со второй ногой – те же манипуляции. Чего раньше-то не догадался?

Поднявшись с колен, я развернул ее себе спиной.

– Доверься мне, – шепнул на ухо. – И не паникуй.

Она кивнула еле заметно.

Я аккуратно, чтобы не спугнуть, снял у нее с плеч покрывало – хрупкое белое девичье тело диковато выглядело во мраке ночной балки, – медленно занес ткань перед ней и замотал ее от подмышек так, как накручивают на тело банное полотенце гламурные львицы: руки открыты, и грудь в лепешку.

Потом прикинул длину и с помощью вновь приобретенного ножа обрезал наряд чуть ниже колена. Вроде ровно. Вырезал длинную широкую полосу из остатков и соорудил ей пояс, по привычке завязав его, как на кимоно. Вишенкой на торте снял свою заветную вельветовую курточку и набросил Тошке на плечи. Нет, лучше руки в рукава. Вот так.

Да я кутюрье!

– Нравится?

Тошка мелко закивала, счастливо улыбаясь.

Таких манипуляций с ней, наверное, в жизни никто не делал! Вообще вечер удался – сначала чуть не изнасиловали, потом перепугали до смерти, а теперь еще и наряжают.

Волшебно!

– А теперь, дочь моя, прежде чем мы выйдем «в люди», такие вот красивые и нарядные, давай поговорим о том, как ты всего минут десять, спокойно и без истерик… посидишь на стадионе. Одна.

Согласилась на удивление быстро. Чудеса дрессировки!

Думаю, в принципе проблема решена.

Бронислав! Мы скоро…

…Папа.

Все вышло ровно.

Переодел, довез, сдал с рук на руки, поймав на себе пару подозрительных взглядов бдительного отца. Домой вернулся тоже без приключений, перекусил чем бог послал, да и завалился на боковую, даже не потревоженный излишними расспросами: матери рожать через четыре дня, а батя из командировки на сутки задерживается. Не до меня, стало быть. А оно и хорошо!

На следующий день просто отсыпался.

Славно-то как пошло – дрых без задних ног аж до обеда. Укатали Сивку крутые горки. А как проснулся, цапнул кусок колбасы и сразу на автобус – за город.

В стройотряд пора студенту!

Опять же зачем лишний раз маму раздражать… собой?

Боюсь даже предположить, что на этот раз было бы не так в моем лике. Порванная куртка, к примеру. Которую «недели еще не проносил, не бережешь одежду, не тобою купленную, цены вещам не знаешь, сам не зарабатываешь, на шее сидишь, и благодарности от тебя не дождешься».

Короче… я тоже очень люблю свою маму! И берегу. А если пораньше выехать в лагерь, любить и беречь получится на порядок эффективнее.

К тому же есть еще одно незаконченное дело.

– Можно, Виктор Анатольевич?

– Кто там? Караваев? Валяй, заходи.

Комсорг опять бока давит на заправленной коечке. Ну, хобби у человека такое, что поделаешь? Такое ощущение, что все выходные провалялся как тюлень!

Только я точно знаю, что, к сожалению… не все.

Я плюхнулся в кресло, сложил ладони «домиком» и стал сверлить глазами нашего комсомольского лидера.

– Что? – не выдержал он. – Что ты уставился?

Я помолчал. Сам начнет? Вряд ли…

– У вас пятно на щеке. Не там. Справа. Ага. Чуть выше.

– Здесь?

– Ага… Не. Лучше с водой. Всухую только больше размажете. Что с нее взять?.. Сажа ведь.

Виктор Анатольевич перестал тереть лицо и замер, глядя на меня:

– Ты… это, наврал, что ли? Нет там никакого пятна, да? Точно. Утром же умывался!

Я не стал отвечать. Продолжал его рассматривать.

Может, вновь ошибаюсь? Как когда-то с Дьябло.

Скажем, если сейчас комсорг возмутится, психанет да наорет на меня по поводу дурацкого розыгрыша, я не обижусь. Приму как должное. Потому что такая реакция была бы вполне естественна. Мол, чего этот рядовой студент позволяет себе? Вперся тут, понимаешь, шутки глупые шутит в то время, когда начальник почивать изволят! Ох, полетят сейчас клочки по закоулочкам…

Не полетели.

Что ж… так я и думал.

Потянулся к столу и цапнул лежащий там блокнот. Стал демонстративно перекидывать страницы, насаженные на проволочную спираль.

Ну! Сейчас давай. Возмущайся!

Тишина.