Дмитрий Зурков - Последний рывок

В голову вдруг приходят ещё школьные воспоминания из будущего. В Гомеле возле «Малахитовой шкатулки» постоянно тусовались цыганки. Один раз средь бела дня прямо посреди тротуара видел картину точь-в-точь как сейчас. Одна из цыганок так же держала за руку какую-то накрашенную деваху-студентку и что-то ей говорила. А вторая в это время спокойно рылась в открытой сумочке, висевшей на плече «кролика»…

— Ведь у вас же его нет при себе?.. Давайте пойдём и покажем, где он лежит… И после этого всё будет хорошо…

«Цыганка» поднимается с кушетки, не отпуская запястья горничной, та безропотно встаёт и, как лунатик, двигается за ней к выходу… Михалыч, сообразив что к чему, выскакивает в вестибюль и даёт отмашку казакам у дверей, чтобы посторонились и не мешали. Мы с Бессоновым замыкаем шествие.

Заходим в первую гардеробную, остальные задержанные шарахаются в угол, даже просить не приходится, и оттуда с опасением и любопытством смотрят на происходящее. Кто-то, кажется, суеверно сплёвывает через левое плечо и крестится. Дама в чёрном, как в каком-то танце, ведёт горничную сначала влево, потом возвращается обратно… Сделав пару кругов и зигзагов по комнате она, внимательно глядя на свою «жертву», подводит её к кадке с небольшой то ли пальмой, то ли ещё каким фикусом и останавливается. Когда мы с Бессоновым подходим к ним, свободной рукой показывает на горшок…

И что тут у нас?.. Ага, в одном месте бугорок и земля свежевзрыхлённая… «Оборотень» моментально появляется в руке, аккуратно, как щупом, проверяю «грядку». Пока клинок не упирается в препятствие. Осторожно раскапываю грунт и поддеваю кончиком ножа флакончик. Тот самый! Брат-близнец лежащего у меня в кармане, только наполовину заполненный белёсым порошком!.. Есть контакт! Нашли!..

— Вы так устали, дорогая моя… Прилягте, отдохните немного, теперь всё будет хорошо… — дама-экстрасенс продолжает ворковать над лежащей на кушетке камеристкой, одновременно делая нам знак рукой, чтобы все свалили отсюда. — Нужно немножко поспать, чтобы восстановить силы…

Как там в анекдоте? «Бабуля, а вы возле железной дороги живёте? — Да-да-да-да… Да-да-да-да…» Почти про меня. В который раз уже катаюсь из одной столицы в другую… Регента и Семью незаметно и благополучно доставили «на лечение» в Павловский институт, двойник великого князя ротмистр Егужин вовсю пользуется благами, положенными августейшей персоне в Петровском дворце, а мы едем обратно в Питер. Мы — это весёлая компания из одного подпола и трёх подпоручиков. Остапец, Гордей и Макс Горовой. Боевик, снайпер и подрывник. И я в качестве руководящей и направляющей силы…

Срочно созванное заседание Трибунала закончилось единогласным вынесением приговора братикам-Владимировичам. Подполковник Бессонов, не вдаваясь в подробности, телеграфировал Павлову что-то типа «подозрения подтвердились тчк они тчк». Так что теперь — обещанное воздаяние каждому по делам…

Мужики давно дрыхнут в купе, а я маюсь бессонницей из-за того, что «застучали мысли по темечку». После решения вопроса с великими князьями вернулись к нашим планам на летнюю кампанию, Павлов и Келлер в очередной раз пошумели друг на друга по поводу того, как и куда надо соваться, а как и куда — нет. А потом выяснилось, что решение-то, собственно, регентом уже принято. И все словоблудия должны быть направлены на то, как это воплотить в жизнь. Намеченная десантная операция по взятию Проливов пока откладывается, высаживаться будем в Болгарии. Теоретически сразу в двух местах — в Варне и в Бургасе. Но, помня пословицу про бумагу и овраги, есть сомнения, что хватит сил. Поэтому, как запасной вариант, решили использовать опыт десанта на Трапезунд. Высадка в Бургасе и наступление на Варну по побережью при поддержке Черноморского флота. Что тоже не сахар — около ста тридцати километров по холмистой местности, и вряд ли встречать нас будут хлебом-солью… Ладно, пусть стратеги головы ломают, а мы — люди маленькие, что прикажут, то и сделаем. Батальон всяко без дела не останется. А у нас сейчас другие проблемы…

И одна из них — наш любимый академик. За последнее время он изменился, и я бы не сказал, что в лучшую сторону. Мне до Бехтерева и Кандинского далеко, но диагноз «мания величия» поставить могу. Особенно после интересного разговора с Воронцовым…

— Присаживайтесь, Денис Анатольевич. — Пётр Всеславович вопреки обыкновению указывает не в направлении своего письменного стола, а кивает в сторону кожаного дивана, стоящего в углу. — Одну минуточку…

Он пару минут возится с патефоном, стоящим на журнальном столике, и садится рядом только когда в кабинете начинает звучать столь любимый им Шаляпин.

— У меня к вам конфиденциальный разговор, — объясняет подполковник, видя моё удивление. — И я не хочу допустить даже теоретической возможности его подслушать…

Ну нифигасе, какой степени должна быть секретность этой конфиденциальности, если даже здесь, в Институте, в своём кабинете…

— Слушаю вас, Пётр Всеславович.

— Мне известно, какие отношения связывают вас с Фёдором Артуровичем и Иваном Петровичем. Речь пойдёт об академике Павлове… Вы не заметили в его поведении никаких изменений?.. Странностей?..

— Я не так часто здесь бываю… Но судя по сегодняшней… да и прошлой встрече, у меня сложилось впечатление, что он уже не говорит, а вещает истину в последней инстанции.

— Вот именно об этом я и хотел побеседовать. — Воронцов облегченно вздыхает. — И рад, что вы тоже заметили изменения в поведении Ивана Петровича. Если бы это касалось личных взаимоотношений, я бы не стал даже обращать внимание, но… С недавних пор академик стал тесно общаться с банкирами и разными финансовыми дельцами, причём многие из них числятся в нашем «списке номер два».

— С кем именно?

— Из наиболее известных — Второв, Рябушинские, Поляковы, Гинцбурги. Остальные, а их большинство, — мелкая рыбёшка. Различные гешефтмахеры…

Так, Рябушинские — масончики, по Второву давно старушка с косой скучает, Поляковых не знаю, Гинцбурги… Гинцбурги… Вспомнил! «Лена голдфилдс», расстрел рабочих в двенадцатом году… Интересная компашка…

— …Я очень опасаюсь, что все эти спекулянты попытаются через академика влиять на регента. Великий князь Михаил Александрович всегда прислушивается к его мнению. Иногда даже чересчур…

— Это как, Пётр Всеславович?

Воронцов медлит, раздумывая? говорить или нет, потом решается:

— Денис Анатольевич, надеюсь, всё сказанное останется между нами. Не задумывались, почему регент попросил съездить на Кавказский фронт именно вас? Что, пластуны там сами не справились бы?.. И причина ведь обыденная — турки за языком несколько раз вылазки устроили. Пусть даже и потом головы на кольях выставили. И по этому вопросу туда должен командироваться аж целый подполковник, батальонный командир?..