Дмитрий Зурков - Последний рывок

— Так, парень, подожди-ка… — Прапорщик достал из кармана фляжку и, открутив крышку, протянул юнкеру. — На-ка, глотни антишокового…

Водка обожгла рот и пищевод, маленьким горячим взрывом расползлась по желудку, ударила в голову.

— …Я… Я сказал Спицыну, что там… барышня, она жива, но туда не нужно ходить… Он сразу всё понял…

— А потом?.. Из-за чего весь сыр-бор?

— Поручик сказал, что нельзя никому говорить о том, что произошло в той комнате. Честь офицера… Нельзя позорить барышню… А потом я пошёл вниз, там уже собрались какие-то жильцы, эти двое стояли возле стены. У них при обыске нашли наградные часы штабс-капитана Татарникова. В квартире были его дети и мать…

— А супруга-то его где была?..

— Она на дежурстве в госпитале. За ней послали… Потом поручик объявил, что согласно приказу командующего округом их расстреляют. А тот, главный, стал кричать, мол, что мы обиделись, что с нами девкой не поделились… Я понял, что он всё сейчас расскажет!.. И ударил его штыком в живот. Потом ещё и ещё!.. И другого тоже!.. Я не помню, сколько раз я их… Очнулся от выстрелов рядом. Поручик из нагана пристрелил обоих, чтобы не мучились…

— …А потом что?.. — Прапорщик дождался, пока Саша снова закурит. — Из-за чего бойкот-то?

— Да… Потом, в батарее те, с кем был, рассказали всё, что я делал. И потребовали объясниться. А я не имею права говорить!.. Есть у нас портупей-юнкер, бывший помощник присяжного поверенного. Он во всеуслышание заявил, что я — преступник и психопат, удовлетворяющий свои садистские замашки, доставляя пусть даже и преступникам страшные мучения, вместо того чтобы просто их застрелить. А потом предложил объявить мне бойкот, чтобы я написал рапорт об отчислении…

— А ты всё равно молчишь? Сколько, два дня уже?.. Ну, ничего, нам эту ночку пережить, а там и с твоим адвокатишкой разберёмся. Спать не хочешь?.. Ну, тогда пошли…

Разговор с доброжелательно-понимающим человеком после двух суток всеобщего молчания вкупе с «антишоковой» дозой водки расслабили Сашу, и он сам не заметил, как его сморило. Очнулся от негромких команд, лязга железа и свежего ветерка с улицы. Шинель с замеченного ранее странного устройства была скинута, и юнкер увидел незнакомое ружьё с толстым стволом на станке-треноге, возле которого возился прапорщик с одним из солдат. Двое других устроились возле уже открытого окна, причём у обоих Саша заметил на винтовках оптические прицелы. Но его ум больше занимало ружьё на станке, и он, встав со своего места, хотел подойти поближе, но был остановлен прапорщиком:

— А вот теперь, юнкер, не мешай, не до тебя. Скоро они через мост попрутся, их остановить надобно, и не абы где, а в нужном месте… Сядь где-нибудь. И товарища вон своего присмотри… — Не оборачиваясь, Ермошин показал рукой на бесформенную груду, накрытую портьерой.

Заинтересовавшись, Саша откинул край тяжёлой ткани и несколько секунд озадаченно смотрел на наполовину тёмное, наполовину белое даже при таком скудном освещении лицо, пока не признал своего врага, того самого портупей-юнкера Гершевина, который и был инициатором травли. И тут же сообразил, что разница в цвете была обусловлена громадным синяком, расползающимся по левой половине лица. Увидев Сашу, тот визгливо промычал нечто нечленораздельное заткнутым портянкой ртом и попытался отодвинуться подальше, но связанные руки и ноги остановили этот процесс в самом начале.

— А как вы его?..

— Так он сам к нам и пришёл. С фонариком, — обернувшись, негромко ответил один из изготовившихся стрелков, — чтобы сигнал мятежникам подать. А нас увидел, спужался да прочь кинулся. Тока вот не рассчитал маненько, мордой своей об дверной косяк и приложился.

Улыбка и тон, которым это было сказано, натолкнули Сашу на мысль, что всё произошло не совсем так, но уточнять он не стал.

— А про сигнал?.. Вдруг он совсем по другой причине тут?

— Да не… Он сам нам сказал. После того, как Котяра… Виноват, прапорщик Ермошин с ним в сказку поиграл. — Говоривший теперь откровенно веселился, коротая время.

— Петюня, хорош трепаться… — Колдуя над оптическим прицелом, предостерёг прапорщик, правда, не очень строгим тоном.

— Так я и не треплюсь, правду, как есть, рассказываю… Нам батальонный наш, капитан Гуров, как-то рассказывал не то байку, не то сказку про воина однова. Его Железным Арни звали. Так там как-то раз враги евонную дочку скрали. А к нему человечка своево подослали, мол, убьёшь для нас вот такого-то князя, мы тебе девчонку-то и отдадим. А он етаго человечка за ногу над обрывом поднял и держал, пока той не сказал, где злодеев искать… Сильный был… Говорит, думай быстрее, я ж тебя левой рукой держу, она у меня слабее будет… Вот его благородие господин прапорщик тако же и с етим поступил. Высунул в окно и дал понюхать невского ветерка вниз головой. Тока двумя руками держал…

Их беседу прервало появление незнакомого Саше чернявого поручика, также носившего погоны Нарочанского батальона. Только спустя несколько секунд он вспомнил, что именно этот офицер «приглашал на беседу» училищное начальство.

— Ну, что, орлы, готовы? Фёдор Иваныч, ты как?

— Готов, Димитр Любомирыч.

— Так, а это кто? — Поручик только сейчас разглядел лишнего человека.

— Я его привёл. Разговорились в курилке. — Прапорщик опередил вскочившего и собравшегося представиться Сашу. — Дело у него серьёзное…

— Кот!.. — В голосе поручика послышалось недовольство. — А если?..

— Против нас четверых? Ну он же не самоубивец. А по тому делу другой припёрся, вон, валяется. — Ермошин кивает на тело под портьерой. — Сигнал подать хотел к шухеру.

— Живой?

— Конечно. Я ж помню, что командир говорил… Сигнал-то мы сами подали… Только правильный. Сейчас должны уже появиться.

— Добро. Я проверю растяжки на баррикадах и — в Медицинскую академию, к пулемётчикам. Господин юнкер, следуйте за мной. Провожу через посты, чтобы недоразумений не было. — Поручик, увидев недоумение, пояснил: — Все каморы блокированы моими солдатами. До конца боя никто не имеет права выходить под угрозой применения оружия.

— Но как же так! Мы же!..

— Вот так, юнкер, только так. Тем более, сами видите. — Поручик носком сапога легонько пнул тело под портьерой. — Так что не возражать и следовать за мной!

— Едут… Включили фонари… Два броневика уже на мосту… — негромко доложил один из стрелков. — Ещё два…

— Фёдор!.. Иваныч…

— Вижу. — Прапорщик приник к оптическому прицелу, стараясь рассмотреть подробней. — Серёнька — окошки.

Его второй номер бесшумно распахнул оконные рамы, стрелки последовали его примеру. Поручик, стоя рядом, сосредоточенно разглядывал мост в бинокль…