Александр Михайловский - Народ Великого духа

Я обкатал эту идею в уме и счел ее вполне привлекательной. Должны же быть среди сплошных козлищ свои агнцы? Но дело в том, что агнцы, исполняя свой воинский долг, как они его понимают, могут погибнуть в самом начале сражения, а козлища, в силу своей козлиной натуры, выживут и продолжат гадить. А с такими в одном обществе нам не ужиться…

– Не все так просто, Петрович, – сказал я, – и в легионах тоже разные люди служили. Те, кто будут спасать свою жизнь любой ценой, нам тоже ни к чему. Ты помнишь историю, как Спартак после одного из сражений, взяв в плен легионеров, заставил их на потеху своим бойцам сражаться между собой. И ведь почти никто не отказался, большинство забыли о своем фронтовом товариществе и дрались с яростью и азартом.

– Спартак, – сказал Петрович, – использовал привычку легионеров беспрекословно подчиняться неукоснительным приказам командиров. Он приказал как имеющий такое право, а они, выдрессированные муштрой, исполнили даже против своей воли. В армии много чего приходится делать против своей воли. Мы тоже можем использовать это свойство: римские солдаты, оставшись без командования, именно в тебе увидят достойного отца-командира.

– Ну, – сказал я, – до этого нужно еще дожить. Сейчас нам надо думать о том, чтобы нанести врагу поражение и заставить его сдаться, а строить планы, что делать с этими сдавшимися, будем после. Единственное, что могу тебе обещать: стрелять (по крайней мере, на первых порах) я буду стараться по ногам. А там кому как повезет. Кому ранение мягких тканей бедра, выводящее из строя, но не опасное при минимальной медицинской помощи, а кому осколочный огнестрельный перелом или попадание в коленную чашечку, а это, знаешь ли, не лечится. С другой стороны, никто их не заставлял вести себя как последние бандиты и начинать свое пребывание в этом мире с грабежей и убийств.

– И это правильно, – одобрил коллега, – тогда давай за работу, гости незваные могут явиться в любую минуту. Имеются тут некоторые соображения, как можно быстро и со вкусом улучшить твою позицию. Есть у легионеров одна фишка. Свои копья они мечут метров с двадцати-тридцати, а чтобы поскорее сблизиться на эту дистанцию, с некоторого момента переходят на бег. Веревка, а еще лучше проволока, натянутая на колышках, на пути их забега, будет для них очень неприятным сюрпризом.

– Тогда, – сказал я, – вместо стрельбы по ногам выйдет расстрел из пулемета бесформенной кучи-малы, когда даже приблизительно не угадаешь, в какую часть тела попадет твоя пуля: то ли в лоб, то ли в пятку. Хотя, признаю – остановить натиск таким способом будет гораздо проще.

Петрович в ответ пожал плечами (мол, кисмет) и сказал:

– По ногам будут бить фланговые пулеметы, а у тебя, Андрей, задача будет проста – остановить натиск и заставить легионеров бежать не вперед, а назад. Остальное, как ты правильно сказал, доделают Гуг с Виктором. Ну что, за дело?

– Да, – ответил я, – за дело.

И мы, торопясь, пока не поступил сигнал о приближении врага, принялись мастерить ловушку для легионеров из нескольких мотков колючей проволоки, которые Серега нашел скромно валяющимися по кустам в окрестностях времякрушения. Видимо, они были складированы прямо над эпицентром взрыва, так что разбросало их более чем прилично. Витальевна заказала доставить все, что мы сможем найти, чтобы обтянуть огород оградой от наглых оленей. Пока удалось найти и привезти четыре бухты, по триста пятьдесят метров каждая, да только до ограды огорода руки у нас пока не доходили. И слава Великому Духу, что не доходили, потому что иначе мы были бы лишены возможности сделать врагу такую замечательную пакость. Побегают они еще у меня…

Тот же день. Два часа после полудня. Луг за ручьем Дальним.

Командующий римским отрядом военный трибун Секст Лукреций Карр.

Выступили мы сразу после того, как легионеры, поднявшиеся еще до восхода, кое-как позавтракали вяленой рыбой и водой из ручья (ничего другого в запасах уже не было). В лагере остался только один центурий под командованием этого бездельника Марка Сергия Германика, остальные выступили в поход грабить форпост неведомого народа. При этом оборванные и ослабевшие от голода аквитаны, которых надсмотрщики Тита Спурия Нервы посадили в самодельные деревянные клетки, провожали своих пленителей проклятиями и пожеланиями скорой смерти. Но никто из римлян не обращал на эти крики внимания, потому что по донесениям разведки враг был малочислен, а его оружие было бессильно против воинов, облаченных в доспехи и к тому же прикрывающихся щитами.

В такой уверенности легионеры пребывали до последнего момента, пока манипулы маршировали по прибрежному заливному лугу, время от времени форсируя вброд впадающие в Гарумну ручьи и небольшие речки. При этом боковой дозор не выставлялся. Луций Сабин, конечно, влез с неуместной инициативой разведать лес по маршруту движения, но Секст Лукреций Карр так цыкнул на старого воина, чтобы не лез со своими предложениями, когда не просят, что тот стушевался и в дальнейшем старался больше не показываться начальству на глаза. И в самом деле, если чужаки снова применят свое оружие, которое мечет свинцовые шарики, то легионеры легко избегнут опасности, выполнив команду «тестудо» и собрав щиты «черепахой», защищающей строй со всех сторон. Но никто за время марша на римлян так и не напал.

В то же время, маршируя вместе с остальными легионерами к предполагаемому месту расположения форпоста чужаков, военный трибун на все лады задавал себе самый главный и самый страшный вопрос: А каков на самом деле смысл этого нападения, и чем оно поможет решить главную задачу: вернуться обратно в нормальный мир, где существует седьмой легион, войско Цезаря, воюющее с галлами, да и сама Римская Республика? И ответ был только один: ничем. Надежды на то, что чужаки владеют ключом от двери в нормальный мир, не было. Напрасны будут эти труды и пролитая кровь. И даже более того. Подобно жертвенным баранам, предназначенным на заклание, и он сам, и его легионеры, будучи брошенными на алтарь беспощадной неизбежности, за секунду до гибели все еще пытаются дотянуться губами до нескольких чахлых кустиков травы, оказавшихся поблизости. Все они обречены, а иначе к чему эти местные ужасные закаты, которые каждый вечер заливают небо кровавым багрянцем… Такое предзнаменование не сулит римлянам ничего хорошего. Зачем они еще больше грабежом и убийствами усугубляют гнев олимпийских богов, и без того засунувших их в этот пустой мир? Ответа на этот последний вопрос военный трибун то ли не смог себе дать, то ли не захотел, то ли не успел. Они пришли. И вообще, не учили Секста Лукреция отвечать на подобные вопросы, даже риторические. Тем более что это оказалось ненужным.