Александр Барышев - Южно-Африканская деспотия [СИ]

В общем, обратный путь прошел не то чтобы весело, но как-то насыщенно, потому что отвлекаться не приходилось и все силы отдавались дороге. Потому и дошли ровно в два раза быстрее. Конечно, свою роль сыграло и то, что шли в основном под гору. Даже мул повеселел и только что не насвистывал.

К лагерю вышли вечером и Бобров хотел прокрасться незаметным, но часовой заметил и поднял тревогу. Лагерь всполошился, загорелись факелы, примчалась вооруженная команда, среди которой Бобров с удивлением обнаружил Златку с Апи. А они, увидев его, завизжали и повисли с двух сторон. Серега от души шлепнул его по спине и пошел распоряжаться по части размещения мула и всех остальных, а девчонки потащили Боброва в палатку.

На кострах тут же повисли котлы с водой и через полчаса членов группы стали отмывать. Боброва отмывали сразу двое, и он довольно кряхтел. Те, которым пришлось мыться самим, жутко ему завидовали. Петрович даже опять пообещал жениться, но сказал, что кроме мытья ему нужна еще и кормежка и благожелательно посмотрел на Ефимию, а та почему-то покраснела.

Когда группу кормили, смотреть на это, как на аттракцион, сбежался весь лагерь. Бобров, чувствуя, что лагерь сбежался смотреть вовсе не на них и только лояльно делает вид, а сам изнывает от любопытства, подозвал Серегу, который тоже изнывал, и дал ему алмаз с твердым наказом показывать только из собственных рук. После этого Боброва бросила даже Златка, и рядом осталась только верная Апи. Впрочем, Златка быстро вернулась и разочарованно сказала:

— А я-то думала, — и махнула рукой.

Бобров не успел спросить, что она думала, потому что Апи, прижавшись тугой грудью, стала потихоньку подталкивать его в сторону палатки. Златка шла следом, ворча об утраченных надеждах и плене иллюзий. Бобров, с трудом сдерживая смех, послушно двигался туда, куда его направляла Апи.

В палатке трудами Сереги, которого дамы в свое время достали, было сооружено широченное ложе из толстых плах, чем-то похожее на эшафот, если бы не туго натянутые ремни, имитирующие пружины. А поверх девчонки положили набитый свежим сеном матрас, шуршащий при каждом движении. Впрочем, уже через несколько минут Бобров это шуршание перестал слышать.

… Вовановы корабли появились через неделю. Пост на мысу к этому времени исправно выдавал днем столб дыма, а ночью далеко видный (как надеялись) яркий огонь. Там постоянно дежурили, сменяясь, два человека и утром, и вечером на плоту подвозили дрова. Вован ночью и пришел. Отстоялся поблизости, а рано утром, пыхтя машинами на самом малом, все три шхуны проникли в эстуарий. Вован по праву главного ошвартовался у маленького причальчика, который успели выстроить. Остальные пристроились к нему вторым и третьим бортом.

Встречать, естественно, явились все. На берегу собралась большая толпа жаждавших вестей с родины людей. Слышались нетерпеливые выкрики. Серега даже не пытался регулировать вал эмоций. Работы уж сегодня точно не предвиделось.

— Не миновать тебе сегодня выступить на митинге, — сказал Бобров сошедшему на берег Вовану, скрывая улыбку.

— Меня, блин, после такого перехода максимум на что хватит, так это на приватный рассказ, — буркнул Вован. — Но я, как порядочный человек, все-таки позаботился об удовлетворении информационного голода нашего народонаселения.

И Бобров и Серега посмотрели на капитана с искренним непониманием.

— Саныч, не говори загадками, — потребовал Бобров, а Серега энергично кивнул.

— Да какие там загадки, — отмахнулся Вован. — Я ж вам пополнение привез. У меня с собой семья из четырех человек из поместья и по дороге мы заходили в Милет, для мелкого ремонта. Знаете, ну их, эти Афины. Они там сейчас буквально все упоены своим величием, и вообще ничего делать не хотят. А Милет милейший человек Александр Филиппович разрушил чуть ли не до основания и народ там готов на что угодно. Ну, вот я и сговорил четырех человек. Так что, наши, которые из поместья, расскажут как дела дома, ну а милетцы про состояние дел в остальной Греции. Так сказать, из первых рук.

Пока вновь прибывшие, в точном соответствии с Вовановым прогнозом развлекали публику, сам он расслаблялся за столом, скупо повествуя о своем путешествии туда и обратно.

Воды, набранной на Канарах, вполне хватило до Сиракуз, из чего Вован сделал вывод, что Менаку, как промежуточную стоянку, вполне можно исключить. Ну не нравилась ему Менака. От Сиракуз до Крита дошли без проблем. Повстречавшийся примерно на середине пути карфагенский корабль поспешил убраться с курса, хотя и превосходил их размерами. В Кноссе стояли две триеры и их экипажи, видать, не прочь были подраться, но Вован команды на берег не выпустил, а противник, несмотря на численность, на борт подниматься не рискнул.

— Ну и правильно, — сказал Бобров. — Нам там еще ходить.

Вован с ним согласился и заявил, что еще и поэтому он в Афины заходить не стал, а отправился в Милет. А в разрушенном, словно по нему лупила, по крайней мере, дивизионная артиллерия, Милете ему подтвердили, что в Афинах такому как он действительно делать нечего. И не только потому, что македонские и аттические моряки такие драчливые, но и потому что от портовых властей сейчас ничего не добиться. Не до обслуживания кораблей сейчас им. Кстати, корабли в Пирей и из оного шныряли через Эгейское море чуть ли не стаями. Осторожный Вован дождался вечера, когда движение на море традиционно замирало, раскочегарил котлы и тихонько направился в сторону Геллеспонта.

За ночь, понятное дело, до Геллеспонта дойти не вышло, но и движение в сторону Малой Азии и наоборот сильно упало, и Вован от Лесбоса уже пошел спокойно, не опасаясь, что кто-то слишком воинственный начнет качать права из-за того, что у него триера длиннее и, соответственно, воинов больше. В самом проливе очень удачно подвернулся нужный ветер, и даже не пришлось прибегать к услугам машины. Но по выходу в Мраморное море команда стала валиться с ног, и Вован решил отстояться. Так что, домой попали лишь еще через двое суток.

Встречали их словно вернувшихся из царства Аида. Правда, в отсутствии Ефимии пир был не совсем пир. Но Андрей обеспечил много вина и этот недостаток скоро забылся. Все требовали рассказов и первые несколько дней Вован и экипажи только и делали, что делились впечатлениями. Причем делились так красочно, что уже через пару дней половина населения поместья желала ехать в Африку. Но все-таки остановились пока на одной семье, которая хотела больше всех. Наверно потому что у главы возникли трения в городе. И хотя лично Евстафий гарантировал ему, что в поместье его никто не достанет, все-таки мужику казалось, что уж в Африке всяко будет поспокойнее.