Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том I [litres]

Кузнецов лишь напряженно на меня смотрит. Еще верит! Не будем разрушать его веру.

– Первое правило Новой Молодой Гвардии – никому не говорить о Новой Молодой Гвардии! Это понятно?

Лица друзей просветлели, они дружно кивнули.

– Второе правило Новой Молодой Гвардии – никому никогда не говорить о ней. Ничего о ней не писать, не шептать на ушко любимой женщине. Это ясно?

Опять дружный кивок.

– Какое третье правило Новой Молодой Гвардии? – спрашиваю я грозно, выглядывая на всякий случай из туалета. Пусто.

– Никому не говорить о Новой Молодой Гвардии, – дружно, но грустно отвечают парни.

– Лева, что Димон тебе рассказал о нашем движении? – интересуюсь я у Когана.

– Ну, про ползучую контрреволюцию, – начинает перечислять тот. – Про то, что капиталисты не смогли нас победить извне. Теперь будут вредить изнутри. Про разложение партии. Я тоже обо всем об этом долго думал, – Лева повышает голос, начинает говорить с жаром. – Я же не слепой, вижу, как живут соседи, какие друзья приходят к отцу. Слышу, о чем они говорят. Никто не верит, что следующее поколение будет жить при коммунизме. «Хочешь жни, хочешь куй, все равно получишь х…»

И это в умах элиты! Что же в головах простых граждан? Или там как раз пока все здоро́во?

– Еще про заговор против Хрущева, – вдруг выдает Лева.

Я с ужасом смотрю на Димона. Тот пожимает плечами:

– Ты же сам сказал, что его скоро снимут «старики».

– Это тебе твой… эээ… патрон рассказал? Генерал Мезенцев? – спрашивает Коган и смотрит на меня наивными, чистыми глазами.

А я хватаю воздух губами. Да, про заговор многие знали, а под конец лета, судя по воспоминаниям Семичастного, в которые я заглянул в своей памяти, свободно болтали по всей Москве. Но чтобы в мае…

– Леша, если ты что-то знаешь, то надо сообщить в КГБ! – Лева хватает меня за руку.

– А Мезенцев его, сам думаешь, где работает? – хмыкает Димон. – Они-то все и устроят.

Знают, черти, о Мезенцеве. Русин еще на первом курсе рассказал.

– Значит так! – железным тоном говорю я. – Какое у нас первое правило Молодой Гвардии?

– Никому не говорить о Молодой Гвардии, – послушно произносят парни.

– Нет! Это теперь второе правило. Первое правило – никому не говорить про заговор. НИ-КО-МУ – говорю вам специально по слогам. За такие слова вас упекут за полярный круг брать интервью у белых медведей. Или чистить льдины от снега. Кому как повезет. Все понятно?

– Да, – Димон набычился. – Об этом не говори, о том молчи… А делать-то мы что будем? Смотреть, как страна гибнет?

– В корень зришь, Кузнец. Смотреть не будем, будем действовать. Что говорил Владимир Ильич о базисе и надстройке?

– Ничего не говорил, – самый умный у нас – Лева – затараторил. – Это у Маркса. В общественном производстве люди вступают в необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил.

Мы с Димоном невольно кивнули. Вот она, сила пропаганды!

– Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.

– Вот! – я назидательно поднял палец. – Сначала нашей Молодой Гвардии нужен базис. Экономическая структура.

– То есть деньги, – закончил за меня Коган.

– Именно. Ими и займемся.

Не успел я закончить с парнями, как уже перед самой учебной аудиторией меня поймала высокая нескладная девушка с длинной русой косой. Одета она была точно так же, как и Оля-пылесос. Белый верх, черная длинная юбка. Голубые глаза смотрели на меня доверчиво, в руках «баскетболистка» держала большой белый лист ватмана.

– Вы Алексей Русин?

– Я. А вас как, красавица, зовут?

– Лена Антонина, – девушка замялась. – Я подруга Вики Селезневой. Она много про вас рассказывала.

– Я весь в смущении, – развожу руками.

– Я еще в комитете комсомола состою. У нас было собрание по подготовке вашего выступления послезавтра. Оля-пыле… ой, – Антонина стремительно краснеет, – Оля Быкова сказала приготовить плакат. – Мне демонстрируется пустой лист ватмана – И заметку в стенгазету.

– Хорошее дело, – одобрительно киваю.

– Как вас… тебя дать на плакате? Я хорошо рисую, могу изобразить твой портрет.

– Давай, я не против, – тоже перехожу на «ты».

– А как тебя представить? Комсомолец, поэт?

– Не просто поэт! – Вокруг нас останавливаются студенты, начинают прислушиваться. – Поэт-метеорит!

– Это как?? – Лена улыбается, не понимает.

– Обычные поэты как входили в литературу?

– Как?

– Долго и упорно. А я и мои последователи ворвутся в нее, словно метеориты!

Эх, если играть по-крупному – то ходить с козырей. Надо себя зарекомендовать.

Толпа вокруг становится еще больше. Кто-то выкрикивает: «Стихи, метеорит!»

Что же прочитать?! Мозг переходит в ускоренный режим, СЛОВО взвывает в голове.

– Что здесь происходит??

Из аудитории выглядывает преподаватель. Пожилой, сгорбленный мужчина в очках. Крупный нос, проплешина на голове. Слегка похож на будущего премьера Косыгина.

– Здравствуйте, Дитмар Эльяшевич! – здороваюсь с великим Розенталем. – Вот, читаю стихи.

– Слышу, – скрипит лингвист. – Что это за рифма «племен-знамен-времен»? Парная, перекрестная, сквозная?

– Не знаю.

Я растерялся. Рифма и правда не подходит ни к одному из перечисленных видов. Окружающие студенты смотрят на нас с интересом. Толпа стала еще больше.

– Тоже мне метеорит, – улыбается Розенталь. – Вот если бы ходил на консультации, знал бы. Заходи в аудиторию, сейчас начнем занятие. А вы расходитесь, – это уже толпе. – Будет вам послезавтра метеор и комета, и вся солнечная система впридачу.

Народ смеется. Я краснею. Похоже, мы так громко разговаривали с Антониной, что Розенталь все слышал в приоткрытую дверь.

После практической стилистики я собираюсь ехать на Моховую – печатать нетленку. Хрен там.

– Русин, к ректору! – В аудиторию заглядывает куратор курса. Пожилой мужчина, бывший военный, старшина. За три года имел с ним всего два разговора. Я отличник, поэтому ко мне нет вопросов по учебе. Активный комсомолец – нет вопросов и по общественной деятельности. Все разговоры свелись к армейским байкам. Я Степану Николаевичу смешные истории про пограничников и собак, он мне из своего фронтового прошлого: «А еще у нас был случай. Одного обозника насмерть убило упавшим мешком с горохом»… При этом мужик, мировой, реально болеет за студентов курса, помогает чем может. Но очень простой.