Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том I [litres]

– Спасибо! – я прикладываю руку к сердцу. – Справлюсь.

– Ладно, поверю. Что у тебя в руках?

Показываю папку с названием романа. Брови Заславского лезут вверх.

– «Город не должен умереть»? Роман за неделю? Я даже читать эту графоманию не буду. Запомни! Роман за неделю не пишется. Главу еще можно. И то если сильно напрячься.

– Я тогда пойду? – делаю вид, что разворачиваюсь. – Отнесу в КГБ.

– В Комитет?

– Да, генерал Мезенцев просил почитать.

Заславский барабанит пальцами по столу, раздумывает. Протягивает руку. Отдаю папку с рукописью.

– М-да… – декан протирает очки, читает синопсис. Поднимает на меня удивленный взгляд. – Похоже, я сегодня ночью не засну.

Вот! Еще один полуночник появился.

И уже себе тихонько под нос декан шепчет:

– Просто уникум какой-то. Роман за неделю!

– Это я напечатал за неделю, – решаю расставить точки над i. – А замысел «Города» мне еще в начале знакомства с Асей пришел. Кое-что записывал от руки, героев там, сюжет…

Вряд ли Заславский будет допрашивать «Грушу».

Декан быстро просматривает рукопись, останавливается в каких-то местах, несколько раз перечитывает. Смотрит на меня в некотором обалдении, качает головой. Прости, Юлиан Семенов, но мне важнее. Твой роман станет моей ступенькой во власть. А власть даст возможность спасти страну.

– На первый взгляд все отлично. Но я просто глазам поверить не могу… Как такое возможно?

– Что-то щелкнуло в голове, и все сложилось, – вру я, не краснея. – Персонажи, сюжет…

– Мне говорили, что ты падал в обморок на лекции?

– Да, у Сыча.

– У Сычева! Имей уважение к заслуженному преподавателю. – Заславский злится. И злится он потому, что не понимает. Пришел какой-то вундеркинд, притащил роман. Ладно стихи, их каждый третий сочиняет. Но роман! Большую прозу заслуженные писатели годами пишут, а тут какой-то студент… Надо его «переключить».

– Ян Николаевич, а можно мне экзамены досрочно сдать? С Розенталем я уже договорился, Западов и Ухалов, думаю, тоже не будут против.

– А Сычев?

Я тяжело вздыхаю. Этот преподаватель меня не любит, а когда увидит «в бороде»…

– Ладно, с ним я сам поговорю. Вот тебе записка, – декан быстро пишет на листке бумаги. – Отдай секретарше, она проведет приказом.

На Шаболовку я приехал на полчаса раньше. Несколько раз прошелся вдоль забора из бетонных блоков, поглазел на железную ажурную башню. За пять минут до назначенного встал в небольшую очередь на проходной. Это была довольно большая комната с окошечками, куда протягивали паспорта и говорили:

– На «Голубой огонек».

После получения пропуска специальный человек отвел меня в гримерную. Тут меня припудрили, чему я удивился.

– Софиты очень жаркие, – пояснила женщина, что меня пудрила. – Лицо начинает блестеть от пота, бликовать…

После визажиста за меня принимается Элла Петровна. Та самая редактор программы. Бойкая толстушка с высоким начесом на голове. Предлагает кофе. Я соглашаюсь, и меня ведут в кафе на первом этаже студии. Тут битком, но столик для нас находится.

На стойке расположен никелированный кофейный аппарат с рукоятками. Буфетчица насыпает кофе, нажимает рукоятку, чашка мгновенно наполняется дымящейся темной жидкостью. Все с удивлением смотрят на процесс. Экзотика! К нам подсаживается высокий мужчина с высоким лбом и квадратным подбородком, в строгом костюме.

– Вот, Алексей, познакомься. Игорь Кириллов, будет у вас ведущим.

Знаменитый телевизионщик здоровается со мной, достает бутерброды из портфеля, тоже заказывает кофе.

– А это, Игорь, наша новая звезда. Алексей Русин. Поэт.

– И писатель! – вставляю я.

– И писатель, – соглашается Элла.

– Еще не изданного, но уже нашумевшего романа «Город не должен умереть», – наглею я.

– Так и представлять? – удивляется Кириллов.

– Так и представлять, – киваю я.

– Ну хорошо, – соглашается ведущий, поворачивается к редактору. – Ты знаешь, что сегодня будут космонавты?

– Еще бы, – отвечает Элла. – С утра ребята из конторы проверили все камеры и опечатали студию.

– Героев надо беречь! – пафосно говорит Кириллов своим торжественным дикторским голосом, доедает бутерброды, допивает кофе. Уходит. А Элла просит меня прочитать стих, который я собираюсь представить в студии. Начинаю читать, на нас все оборачиваются.

– Да… Это сильно. Не зря мы тебя позвали.

Прихлебывая кофе, я тем временем рассматриваю окружающих. Мужчины очень обыкновенные. Все одинаковые, в костюмах, при галстуках. Некоторые с медалями. Женщины делятся на две группы. Те, которые держатся свободно, смеются, курят, явно работают на телевидении. Другие, в модных прическах с начесом, покрытым лаком, – приглашенные. В основном работницы разных предприятий. Их можно опознать по рабочим рукам без маникюра.

В буфете я также замечаю нескольких молодых мужчин в серых костюмах и черных, до блеска начищенных ботинках. Они осматривают каждого входящего и выходящего. Ясно. Эти из Комитета госбезопасности.

Элла двумя глотками допивает кофе, достает из пачки картонный номерок.

– Будешь сидеть за пятым столиком.

– Как все будет проходить? – Я смотрю на часы, подходит время съемок.

– Ты видел когда-нибудь «Огонек»?

– Конечно.

– Все смотрят на тех, кто выступает на сцене. Ведущий иногда подходит к столикам, за которыми сидят всякие знаменитости, и задает им вопросы. Все заранее оговаривается – и вопрос, и ответ. Кириллов подойдет к тебе, представит, и ты прочитаешь свой стих. На сцену подниматься не надо. А так… Сиди, смейся, когда смешно, и аплодируй, когда аплодируют. И все. Да, на столиках будут стоять фрукты, кофе и лимонад. Фрукты лучше не есть.

– А почему? – удивился я. – Они восковые?

– Сегодня натуральные. Но когда надкусываешь яблоко, то широко раскрываешь рот. Это некрасиво. На монтаже потом такое вряд ли оставят. Ты лучше не рискуй.

– Не буду, – пообещал я.

– Мне пора, – Элла посмотрела на часы. – Ты подожди здесь. Вас вызовут. И ты пойдешь в первую студию.

Я остался, а редактор ушла. Вставать за новой порцией кофе нет смысла – как только кто-то вставал из-за столика, его место тут же занимали. Допив напиток, я погрузился в свою память. Надо закончить «аудит» Союза. Про внешнюю политику все ясно, что с внутренней, тоже понятно – заговор Брежнева и «комсомольцев» зреет, времени определяться «с кем вы, мастера культуры» – остается все меньше.

Экономика. Вот с ней у Союза конкретные проблемы. Весь распад страны был связан большей частью с экономическими проблемами.

Со всем можно справиться. И с прогнившей элитой, и с бунтующими окраинами. А вот плановое хозяйство – это те рельсы, с которых просто так не свернешь. И ведут они в пропасть.