Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том I [litres]

– Ну а там что сделают? – Я осторожно сажусь на стул, дышу еле-еле. Так боль не столь заметна.

– Рентген, конечно.

– Нет, потом.

– Обмотают торс тугой повязкой.

– Ну вот и обмотай.

На свет из аптечки появляется бинт, лейкопластырь на катушке. Меня начинают пеленать.

– Леш, я хотела тебе сказать, – осторожно произносит Вика, фиксируя повязку. – Перед дракой у меня в голове какой-то звон раздался. Тревожный.

– А как ты поняла, что это был тревожный звон?

– Ну, он был странный, – задумалась девушка. – Как набат во время пожара.

Ого! Вот это новость. Неужели я со своим СЛОВОМ так влияю на Вику, что она тоже начала что-то слышать?

– Обязательно говори мне, если подобное еще раз случится, – я кладу руку на бедро Вики. – Хорошо?

Девушка неуверенно кивает.

Моя рука сползает вниз, а потом начинает свое путешествие вверх, задирая подол платья.

– Русин, я глазам не верю! Опять синдром раненого??

Вика смеется, пытаясь оттолкнуть мою руку.

– Да, любовь моя. Я ранен прямо в сердце.

К правой руке присоединяется левая.

– Нет, Русин! Пойми! Тебе нельзя. Если это перелом ребер или даже трещина…

Мои ладони все-таки проникают под платье и оказываются на упругой попке девушки.

– Солнышко, а ты слышала о такой позе «наездница»? Она еще называется «амазонка».

Утром в субботу я, позевывая, прогуливаюсь по вестибюлю станции «Динамо». Разглядываю дискоболов, бегунов и прочих атлетов на барельефах. Попутно тайком ощупываю бок. Болит, но умеренно.

Ночью Вика, освоив новую позу, совсем меня «заездила». В некоторые моменты наивысшего наслаждения моя «амазонка» просто отключалась, забывала о травме и наваливалась руками на грудь. Я внутренне охал, но терпел. Ведь передо мной колыхалась прекрасная Викина грудь.

– Привет, старичок! – Из прибывшего поезда выходит Герман и приветливо хлопает меня по плечу. Ну хорошо хоть не по ребрам…

– Чего такой бледный? Не выспался?

В одной руке Герман мял папиросу – явно курить хочет, в другой держал портфель. На плече висел черный диктофон «Филипс». Заметив мой взгляд, Седов подмигнул:

– Последний писк моды. Прямо «из Парижу». Сорок пять минут записи на пленочную кассету, а не на обычную бобину.

– Да… Хорошо вас Аджубей снабжает.

– Нас, старичок! Нас. Теперь ты играешь в команде «Известий». Привыкай. Ну что, пошли? Надо сегодня быстро отстреляться и сдать материал. В понедельник едем делать интервью с главным архитектором гостиницы «Россия».

Мы поднялись по эскалатору и вышли в город.

– Да, большая стройка намечается, – я вдохнул свежий московский воздух. Как же хорошо! «И жить хорошо, и жизнь хороша!» – А какова моя роль в этих поездках?

– Будешь вникать, как работать «в поле». – Герман передал мне портфель, закурил папиросу. Вот и закончился свежий московский воздух. – Поиграешь «запасным». Я опрашиваю директора школы – ты завуча. Я архитектора – ты прораба. Уловил? Потом сравниваем материалы в редакции, смотрим. Может, чего буду у тебя брать из текста.

– Годится, – я вернул портфель, ускорил шаг. – А как оно вообще работать «в поле»?

– Да зашибись! На руках носят. Помню, в прошлом году история была. Поехали с фоторепортером в один колхоз делать репортаж про урожай. Я записал интервью, идем в поле, где должны были снимать, как первый секретарь райкома отрывает колосок, мнет его в руках и что-то показывает нашему герою и председателю колхоза – женщине, тоже Герою Соцтруда. Приехали к полю, а пшеница у них слабенькая, сантиметров сорок всего. Нашему фоторепортеру это не понравилось, и он как заорет: «Все на колени!»

Они и бухнулись коленками в грязь. Представляешь себе – трое взрослых заслуженных людей. Комбайнер-то ладно, он и так грязный, а секретарь и председательница в светлых костюмах стоят на коленках и друг другу колоски показывают. И смех и грех. Зато репортаж получился отличный, пшеница всем по пояс, красота. Аджубей хвалил. А какую поляну нам там накрыли… – Герман мечтательно улыбается. – Водочка, сало, домашние колбасы, шашлычок пожарили…

М-да… И эти авгиевы конюшни мне придется зачищать? А ведь Седов не так уж и плох. По-журналистски нагл, развязен, зато деловит и явно пробивной. Но откуда такое скотское отношение к людям труда? Откуда такой разрыв между элитой и народом? Или это вечная проблема России?

До школы мы дошли быстро. Так же скоро включились в работу. Линейка с нарядными учениками и родителями уже была построена на школьном дворе, спустя полчаса начались выступления педагогов. Седов принялся записывать комментарии, брать интервью – мне же предложил прогуляться по школе.

– После линейки будет что-то вроде капустника в актовом зале. – Журналист достал из портфеля фотоаппарат «Смену».

– Говорят, даже делегация дипломатов из ГДР будет. Там доснимем, и по домам. Эх, не выделили нам фотокорреспондента на сегодня, все самим делать… Ладно, старичок, дуй в школу и посмотри доску почета первым делом – может, какие известные выпускники тут есть. Вставим в статью.

Я зашел в здание, прогулялся по первому этажу. На меня нахлынула ностальгия по моей «прошлой» жизни». Сколько лет я отдал школе! Сколько учеников выпустил. Некоторые работают в правительстве, стали известными учеными…

Рассматриваю доску почета, выписываю фамилии. Особенное внимание – фронтовикам. Потом у завуча или директора можно будет уточнить детали. Закончив все на первом этаже, поднимаюсь на последний. Тут актовый зал. Пока пустой. Прохожу партер, поднимаюсь на сцену. Все готово к торжеству. Украшенный шариками и цветами задник, плакаты с поздравлениями. За кулисами слышу голоса и смех. Незаметно заглядываю и вижу в заставленном коробками помещении группу старшеклассников во главе с невысоким коренастым парнем в очках. Узкоглазое восточное лицо мне знакомо. Это же Юлий Пак! Предводитель диссидентов на Маяке, заместитель Буковского, который сейчас сидит в психушке. Вот так встреча! Пак держит в руках гитару и инструктирует учеников:

– …Все поняли? Повторим слова последней частушки? Мы ее не репетировали.

Ага, а вот и художественная самодеятельность подъехала. Послушаем.

– Давайте, Юлий Кимович, – дружно отвечают молодые парни. Девушек среди них нет.

Пак берет задорный аккорд, ученики запевают:

Громкий хохот.

– Тише вы, черти! – Пак и сам смеется. – Не испугаетесь?

Ребята мотают головами.

– А теперь давайте «Лагерь».

Ученики запевают: