Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том I [litres]

– …Говорю ему я. Леш, ты, кстати, знаешь, что Петрова отчисляют? – Вика тем временем накладывает пюре в тарелки. Туда же отправляются вареные сосиски.

– О боже! – девушка поднимает взгляд и видит, что часть стола испачкана кровью, что просто льется из моего носа.

Она бросается к аптечке, достает вату. Вставляет в мои ноздри. Я запрокидываю голову, пытаясь отдышаться. Здорово меня накрыло. Зато кое-что прояснилось. Сам Андреев умер несколько лет назад. Но у него остался кружок последователей – вдова и друзья. Они же хранят бесценные рукописи. Надо встретиться с ними и все выяснить окончательно.

– Леш, тебе к врачу нужно. Такие кровотечения – опасный признак. Ты знаешь, что у тебя сосуды в глазах лопнули?

Я осторожно встаю, подхожу к зеркалу. Белки глаз действительно покраснели.

– Но я себя хорошо чувствую, – вру, опять запрокидывая голову. – Немного перенапрягся последние дни, а насчет Петрова, – я решаю переключить внимание девушки, – он сам виноват. К этому отчислению парень долго и упорно шел.

Вика из кухни принесла тряпку, протерла кровь.

– Ты бы все-таки обследовался!

– Давай уже есть, а то картошка стынет.

Мы приступаем к ужину, попутно слушая радио. На Волжском шинном заводе выпущена первая покрышка, по завершенному Волго-Балтийскому судоходному каналу прошли первые суда. Страна живет полнокровной жизнью, не зная, что хаос Люцифера уже начинает пожирать ее.

Время все больше спрессовывается. Я пытаюсь успеть везде – и Вику выгулять, и отвести Свету Фурцеву посмотреть картины Васнецова. Встречи в клубе в Абабурове, корректура «Города», подготовка сборника стихов – тарелок в воздухе у «жонглера Русина» становится все больше.

Наконец дело доходит до Федина. Он вызывает меня в понедельник 8 июня и с ходу огорошивает известием:

– Готовься. Выступишь от лица молодых писателей и поэтов на сессии Верховного Совета СССР.

– Я??

– Ты! 14 июля.

– А на какую тему? – Я с тоской понимаю, что повторяется история с партконференцией.

– «Поэт и гражданин. Об ответственности советской интеллигенции».

Федин морщится. Видно, ему и самому эта тема не нравится – навязали сверху.

– Мне выступать от лица всей советской интеллигенции? Мне, двадцатичетырехлетнему студенту?!

– Это предложил лично Леонид Ильич Брежнев. – Секретарь союза писателей ткнул пальцем вверх. – Ты же к гимну новые слова придумал? Он тебя и запомнил.

– Не новые, а старые переделал.

– Кстати, Михалков обиделся. Еле его успокоили.

Я пожимаю плечами. Кто мешал Михалкову поторопиться с переделкой гимна?

– Откуда он узнал?

– Новые слова прислали к нам из ЦК на отзыв, – тяжело вздохнул Федин. – Кто-то из секретариата и сообщил.

– И каков будет отзыв? – интересуюсь я.

– Самый положительный. Я сразу понял, что от тебя будет толк. Как только увидел «Город». Кстати, звонил Твардовский. Завтра журнал выходит с первыми главами. Езжай в редакцию «Нового мира», проставляйся. Заодно с Александром Трифоновичем познакомишься. А это от нас.

Федин выкладывает передо мной красное удостоверение. Союз писателей СССР. Я открываю тисненую книжечку. Моя фамилия уже вписана – место для фотографии пока пустое.

– Зайдешь в секретариат – напишешь заявление. – Константин Александрович мне ласково улыбается. – И сфотографируйся на удостоверение. Поздравляю со вступлением в ряды советских писателей!

Федин встает, жмет мне руку.

– Спасибо, конечно… – я ошарашен, но беру себя в руки. Из этой истории можно выжать больше. – Я правда вам благодарен и постараюсь оправдать доверие. Только вот насчет доклада…

– Что насчет доклада? – хмурится Федин.

– Я, наверное, откажусь.

– Что значит откажусь?! Все уже согласовано наверху!

– Не могу писать такой важный доклад в очереди в туалет в общежитии. Вы хоть представляете себе, что у нас сейчас в общежитии творится? Сессия же!

– Как это понимать? – Федин краснеет от гнева. – Мы и так пошли тебе навстречу со вступлением. У тебя даже книга еще не издана!

– Зато когда она выйдет – какой фурор произведет! – Я повышаю ставки в игре. – Не скажу что во всем мире, но у соседей точно. Краков – польский город. Последуют приглашения в Варшаву, выступления за рубежом. Иностранные журналисты обязательно спросят о моих жилищных условиях – я им что скажу?

– Ну ты и жук, Ру-усин! – секретарь Союза писателей достает из ящика стола какой-то список, просматривает его. – Ну, нет в Переделкине сейчас свободных писательских дач! Нет! Как только появится – первая твоя. Обещаю. С квартирой пока вообще помочь не могу. В Филях наш дом только еще строится, через год поговорим.

Я выхожу из правления Союза писателей с чувством глубокого удовлетворения. Хаоса в моей жизни становится чуть меньше. Определенности и порядка – чуть больше.

До 14 июля происходит несколько важных событий. Во-первых, выходит журнал «Новый мир». Переживаю вторую волну известности. Количество выступлений со стихами и чтениями резко возрастает. Приглашения поступают из Ленинграда, Новосибирска, Казани… Оля-пылесос не очень этим довольна – идет сессия, и организационная суета отвлекает ее от подготовки к экзаменам. Приходится задабривать девушку. Еду в очередной раз в ГУМ и покупаю изящные женские часики. Заодно приобретаю подарок и Вике – серебряные сережки с небольшими рубинами. Дамы счастливы и довольны. Но каждая по-своему. Селезнева бросается мне на шею, начинает целовать, и ритуал дарения заканчивается в постели. Быкова более сдержанна. Сильно краснеет, не знает, куда деть руку с часами. Судя по взглядам, что она на меня бросает, вариант «закончить в постели» тоже не исключен. И позу «наездница» Оля вполне могла бы освоить. Бесенята в глазах присутствуют.

Второе событие – посвящение в болиды сразу десяти участников клуба «Метеорит». Ребята разослали наши пьесы – некоторые даже не поленились найти домашние адреса худруков театров и выслать им мотивирующие телеграммы. Устав СПК утвержден на высшем уровне – я становлюсь председателем, Лева и Дима моими замами. Еду в Госбанк, открываю для клуба расчетный счет. В ВААПе мы оставляем доверенность на перевод средств на этот счет. Теперь никакой ОБХСС нас не прищучит. Грузинские деньги перепрятываем. Одной темной ночью банально закатываем их в консервные трехлитровые банки и зарываем на участке в Абабурове. Часть оставляем. Пора приобретать «Метеориту» автопарк.

После выхода журнала устраиваю для «Нового мира» банкет. Федин организует звонок в ЦДЛ, и там нам накрывают столы. Собирается сорок два сотрудника плюс Твардовский. От него у меня остается странное впечатление. Мрачный, неконтактный человек, погруженный в свои мысли. Поднимает первый тост за новое дарование, которое открыл журнал, после чего в застолье практически не участвует. Он болен чем-то?