Александр Михайловский - Севастопольский блиц

Едва мы оказались внутри моих апартаментов и граф Орлов был усажен в кресло, я отпустил своих добровольных помощниц. И тут же – «хлоп!» – прямо посреди того, что изображало тут гостиную, объявилась Лилия собственной персоной. Вовремя, кстати. Правда, при этом возник вопрос: как она смогла переместиться, игнорируя защитное поле.

– Ерунда, папочка, – отмахнулась маленькая егоза, прочитав мои мысли, – просто «Неумолимый» в связи с чрезвычайными обстоятельствами открыл мне доступ через свою защиту. У них сейчас великий праздник сабантуй, да и у меня основания были вполне серьезные. Как-никак плохо твоему дорогому гостю. Но хватит болтать, дай мне посмотреть больного…

Склонившись над полулежащим в кресле графом, Лилия расстегнула на нем сюртук и камзол, потом положила руки на область сердца (я подумал, что раздевать больного догола сейчас было бы для нее крайне неудобно и несвоевременно), а после этого обошла кресло с другой стороны и принялась массировать своему пациенту виски.

– А теперь, Серегин, – скомандовала она, – скорей набулькай-ка ему грамм пятьдесят своего лучшего противошокового. И поторопись – он скоро придет в себя.

Ну что же, я пошел к бару и набулькал в коньячный стакан грамм пятьдесят хорошего коньяка. Тут у меня прямо в бар вмонтированы несколько десятилитровых дубовых бочонков. В одном – предок нашего Курвуазье из 1812 года, подарок Наполеона Бонапарта, в другом – его ровесник, представляющий фирму Хеннеси, и насколько напитков погрубее из мира Смуты, ибо в начале семнадцатого века искусство производства коньяков только начало развиваться. Если вы думаете, что я увлекаюсь этим делом, то это совсем не так. Я не пью вовсе, ибо энергооболочка тут же стремится вывести алкоголь из организма, а это не самое приятное ощущение. Все эти запасы – для предполагаемых гостей, ведь не исключено, что «Неумолимый» еще неоднократно будет служить местом проведения переговоров, а поэтому необходимо иметь все сопутствующие дипломатическому процессу аксессуары.

Едва я подошел к креслу со стаканом в руках, как граф Орлов открыл глаза.

– Ну что же вы, Алексей Федорович, – сказал я, – так нас пугаете? Все нормально, не произошло ничего страшного. Будете бывать среди нас и дальше – привыкните. Отче Небесный частенько навещает отца Александра, особенно если случается интересный случай. Вот, примите коньячку не пьянства ради – а токмо пользы для.

Взяв из моих рук стакан с коньяком, граф опрокинул его в себя залпом, будто отечественную водочку.

– Вот, – сказал он, прислушавшись к себе, – и полегчало…

– Вам лечиться надо, Алексей Федорович, – из-за спины графа промурлыкала Лилия, продолжая массировать ему виски, – старость не радость, а серьезная болезнь.

– Да кто же от этой болезни лечит-то, – вздохнул граф Орлов, – все только врут и обещают чудо, а практической пользы никакой.

– Я лечу, – сказала Лилия, – я очень хороший лекарь, все могу вылечить, даже старость; все, кроме смерти – но этого не может никто, даже мой дядюшка.

– Да кто же ты, прелестное дитя? – спросил граф, вставая с кресла и оборачиваясь.

Наша мелкая божественность приняла свой самый важный облик и, отставив в сторону ножку, возгласила:

– Я Лилия, богиня первой юношеской любви, с раннего детства хотела стать врачом, но медицинскую поляну у нас на Олимпе застолбило семейство Асклепия, а меня заставили возиться с сопливыми влюбленными. А там глаз да глаз нужен. Только отвернешься – и готова трагедия… Ромео и Джульеты. С тех пор я этому Асклепию страшно мстю. Он лечит людей и богов задорого и плохо, а я, значит, наоборот – бесплатно и очень хорошо. Не так ли, папочка?

– Да, – кивнул я, – это так. Несмотря на свою внешность маленькой девочки, Лилия действительно очень хороший врач и способна вылечить от любой болезни, даже от старости. Это ее услуги я предлагал Великой Княгине Елене Павловне…

– Понятно, госпожа Лилия, – кивнул граф и тут же, нервно сглотнув, спросил, – а… сколько времени займет сие лечение?

– Примерно месяц полной отрешенности, медитаций и молитв, – ответила Лилия и вздохнула, – быстрее нельзя. Тот, кто спешит в этом деле, раньше времени попадает в объятия Аида, несмотря на свежеобретенную молодость. К сожалению, таковы правила, и придумала их совсем не я…

– Очень жаль, – ответил граф, – что у меня сейчас нет возможности отвлечься на целый месяц, так как мне необходимо выполнить несколько важных поручений моего государя.

– Ветерок (ерунда), – ответила Лилия, – просто стойте ровно и не дергайтесь.

После этого она, подойдя вплотную к Алексею Федоровичу, привстала на цыпочки и коснулась указательным пальцем середины его лба. Раздался звук «Динь-нь-нь», вокруг графа закружили золотые и фиолетовые искры, запахло фиалками.

– Вот и все, – сказала Лиля, – а вы боялись. Теперь вас хватит на поручение любой сложности и после него еще останется солидный запас сил…

Граф вдруг повел плечами, громко хрустнул костяшками пальцев и с удивлением сказал:

– И вправду, будто тридцать лет с плеч сбросил. Благодарствую тебе, госпожа Лилия.

– И Вам, Алексей Федорович, тоже спасибо на добром слове, – отдарилась книксеном Лилия, – Только Вы не забывайте, что все это временно, и как только вы закончите с вашими делами, вы должны будете немедленно прибыть ко мне для сеанса настоящего лечения. И не увиливайте. Вы нужны своей стране и своему государю молодым, бодрым и полным сил. А сейчас прощайте…

Хлоп! – и никакой Лилии в моих апартаментах уже нет. Отправилась по другим своим делам.

– Ну что же, Алексей Федорович – сказал я, – теперь вы убедились, что я – это я, и что мне подчиняются силы, достаточные для того, чтобы решить поставленную передо мной задачу?

– Да уж, – ответил граф Орлов, потирая лоб, – убедился. Чуть богу душу не отдал…

– Господь, – сказал я, – ясно дал нам понять, что пока не желает видеть вас пред своим престолом. Лет так, может быть, через пятьдесят, или через сто – пожалуйста; а сейчас нет. Поэтому завтра мы с вами посетим еще некоторые места, а сейчас давайте сядем в кресла, устроимся поудобнее, и я расскажу вам свою историю, всю без остатка. Дело это длинное, впрочем, времени у нас тоже вполне достаточно. Итак, слушайте…

Пятьсот восемьдесят седьмой день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, подвалы Башни Мудрости.

Главный хирург Севастопольского гошпиталя Николай Иванович Пирогов.

Вот уже второй день наш гошпиталь в полном составе, со всем персоналом, пораненными и больными находится в мире так называемого Тридесятого царства. С небес тут жарит яростно оскаленное солнце, воздух благоухает миррой и ладаном, а из земли бьет фонтан самой настоящей живой воды. От ощущения творящегося повсюду чуда у меня даже дыбом на голове встают давно отсутствующие волосы [16]. Госпожа Максимова, которая прежде, как и я, была отчаянной материалисткой, разъяснила мне, что магическая энергия находится в сродстве с еще непознанной нами энергией жизни, которая и отличает живое от неживого. Она говорит, что косвенно это подтверждается тем, что только живая природа (растения, животные и люди) способна генерировать магическую энергию без посреднического участия духов стихий, и то небольшое количество магии, которое имеется в верхних мирах, как раз и обусловлено наличием этого источника. Его же используют разного рода ведуньи, магнетизеры и колдуны, не имеющие талантов для подключения к энергии мирового эфира. Но к князю Серегину и его присным это не относится. Ни одного колдуна, или мага, зависящего от благосклонности духов стихий, в его окружении нет. Он не упрашивает этих капризных созданий поделиться своей силой, а повелевает им, как генерал повелевает своими солдатами, где им сражаться и где умирать. Кстати, некоторые признаки заставляют меня подозревать, что я тоже имею определенную чувствительность к магии; но чтобы сказать точнее, необходимо устроить специальную проверку.