Александр Михайловский - Севастопольский блиц

– Пипец! – с детской непосредственностью воскликнула Ася, – Кобра разбушевалась. Сейчас она эту дуру живьем сожжет, а потом и весь британский флот. Будет им теперь последний день Помпеи…

И тут рядом со мной раздалось «Ф-фух!»

– Успела! – выдохнула внезапно появившаяся Лилия, – Ша, сказала я, никто никуда не идет! Крекс, пекс, крабле – Кобра замерла!

После этого небольшого заклинания, на бегу выкрикнутого Лилией, Ника-Кобра действительно замерла как замороженная, а у англичанки глаза сделались как блюдца. Действительно: ведь она никогда не видела ни Кобру в гневе, лепящую из ничего ярко сияющую шаровую молнию, ни Лилию, которая, несмотря на свою внешность маленькой девочки, многократно превосходит Кобру в мощи…

– Если хочешь сделать дело хорошо, – сказала наша мелкая божественность, сдувая в сторону непослушную челку, – то поручи его специалисту. Сюда уже идет дядюшкин главный представитель – вот он и отделит вам мух от котлеты, а не только голову от тела… Это же уметь надо, а то огненными шарами кидаться каждый дурак сможет, была бы Сила…

В наступившей тишине стали слышны шаги человека, поднимающегося по лестнице на наш этаж. И было в этих шагах нечто такое нарочито неумолимое (да и не слышно обычно, когда кто поднимается к нам), что Флоренс вдруг бросилась мимо нас к открытой двери на террасу. Этаж тут третий, высота потолков под четыре метра, так что в конце этого забега не ожидалось ничего, кроме тошнотворного «шмяк» о каменную брусчатку… Но от мисс Зул разве убежишь! Усмехнувшись во все тридцать шесть зубов, она щелкнула пальцами – и запутавшаяся в собственных ногах британка плашмя растянулась на полу, едва успев вытянуть вперед руки. Впрочем, на этом беглянка не успокоилась – и окарачь, оглядываясь и подвывая, поползла в том же направлении. А оглядываться было на что – в дверь вошел вызванный Лилией отец Александр… и аура аватара светилась с такой силой, что была видна самым обычным, немагическим зрением.

Впрочем, удирающая от неизбежного Флоренс приползла не куда-нибудь, а прямо к ногам мисс Зул, которая на свой деммский манер веселилась от души. Взяв британку за шиворот, будто котенка, она без особых усилий подняла ее на ноги.

– Ну что, малютка Фло, доигралась? – спросила она, встряхнув свою жертву. – Предлагала же я тебе сделать все по-хорошему… освобождение от духа зла может быть даже в чем-то приятным. Но теперь извиняй, если что…

Удерживаемая за воротник британка стала снова биться как в падучей. Изо рта повалила пена, тело сотрясали судороги, а глотка стала изрыгать самые грязные проклятия.

– Эта женщина, – сказал отец Александр, подойдя ко мне, – далеко не мать Тереза. Наряду с благими побуждениями она оказалась преисполнена самых гнусных предрассудков и комплексов. Жалость ее распространяется в основном на британцев и еще немного – на тех, кто умирает во имя вечных британских интересов. Но это не вина ее, а беда. Думаю, что вдвоем с Анной Сергеевной мы сумеем искоренить зло, оседлавшее разум этой женщины… А теперь, уважаемая мисс Зул, поверните пациентку к нам передом, а к себе задом, и держите ее так, пока мы не закончим.

На этот раз так получилось, что мы с отцом Александром шагнули внутрь средоточия Флоренс Найтингейл плечом к плечу. Я открывала дорогу, а аватар Отца прикрывал меня своей мощью, сметающей с дороги все препятствия. Когда из темноты на нас бросилось что-то вроде собаки Баскервилей – темное, мохнатое, зубастое и с горящими адским огнем глазами – отец Александр сказал «Изыди, сатана!» и отшвырнул Зверя Бездны прочь одним коротким жестом, за которым последовала ослепительная вспышка и затихающий вдали вой сущности, отброшенной во тьму внешнюю. После этого порождения тьмы бежали не к нам, а от нас. И вот мы внутри, в самом средоточии, стены которого обклеены страницами газет, сочащихся гноем и ядом лжи. На самом видном месте портрет человека, у которого лохматые седые бакенбарды сочетаются с прищуренными глазами и брезгливой гримасой на лице. Подпись под портретом гласит, что это виконт Пальмерстон, величайший из всех британцев в истории. Эго Флоренс сидит в углу за низеньким столиком, и скрючившись при свете тусклой масляной лампы, читает какую-то газету.

– Уходите, – обернувшись, кричит оно нам, – вы, русские, плохие, очень плохие! Так пишут в «Морнинг пост», так пишут в «Таймс», так пишут в «Дейли Ньюс» и «Дейли Телеграф»… Я ненавижу вас, потому что каждый день читаю в газетах, какие вы жестокие, как без всякой пощады убивали несчастных турок, которые спасалась вплавь с потопленных вами кораблей! Я никогда не была в России и вы, русские, не сделали мне ничего плохого, но я буду ненавидеть вас, потому что так положено каждой честной британке и патриотке своей страны!

Мы с отцом Александром переглянулись.

– Ах, вот оно что, – задумчиво произнес аватар Отца, – интересно…

– Я не особо сильно увлекалась политикой, – ответила я, пожав плечами, – но, насколько я понимаю, у нас там было все то же самое, но только в гораздо большем масштабе. Грамотность населения достигла ста процентов, и к тому появились радио, телевидение и интернет…

– И Голливуд, – нахмурившись, сказал аватар Отца, – впрочем, это уже не важно. Я вижу, что этот мир уже охвачен той же болезнью, что и все вышележащие миры девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого веков. Просто я не ожидал, что это начнется так рано. Лечить надо не только эту конкретную женщину, но и весь мир. Вы обратили внимание, с какой готовностью прочие европейские страны стали плясать под британскую дудку, едва речь зашла об ограничении российского влияния?

– Обратила, – ответила я, – но задачу спасать весь этот мир лучше ставить перед Серегиным, и он будет лечить его огнем и мечом. А мы с вами сейчас пришли сюда для того чтобы спасти эту конкретную душу от опоганившей ее скверны лжи и предрассудков.

– Естественно, – сказал отец Александр. – Я сейчас начну обряд экзорцизма, вы при этом будете контролировать психику пациентки, а Лилия там, наверху, проследит за здоровьем ее тела.

– Да дядюшка, – донеслось откуда-то издалека, – я уже за ней слежу, можете начинать. Раз, два, три…

Отец Александр вытянул в сторону Эго свою правую руку и начал читать молитву, размеренно и четко проговаривая каждое слово:

– Во Имя Отца и Сына и Святого Духа! Боже Вечный, избавивший род человеческий от пленения дьявольского, избавь дочь Твою Флоренс от всякого действия духов нечистых, повели нечистым и лукавым духам и демонам отступить от души и от тела дочери Твоей Флоренс и больше не пребывать в ней отныне и присно и во веки веков. Да бегут они от имени Твоего святого, и единородного твоего Сына, и животворящего твоего Духа, от создания рук Твоих. Да очищена она будет от всякого искушения дьявольского, преподобно, и праведно, и благочестно поживает, сподобляем пречистых тайн единородного Сына Твоего и Бога нашего: с Ним же благословен ecи, и препрославен, с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков! Аминь!