Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

– Как моряку?

– Ну-у, можно и так сказать, – улыбнулся Копытман.

Лиза как зачарованная смотрела на поросшую густой шерстью грудь инспектора, а затем, будто под гипнозом, протянула руку и кончиками пальцев прикоснулась к этим курчавым волосам. Возбуждённый уже сверх меры, Пётр Иванович взял её пальцы в свои, а затем их губы соприкоснулись, и парочка слилась в страстном поцелуе. Минута – и они уже на покрывале, судорожно сдёргивают друг с друга одежду, напоминая Адама и Еву в первом соитии в истории человечества. В глубине души Копытман понимал, что надо бы растянуть прелюдию, но его фаллос с такой мощью рвался наружу, что он не стал откладывать. Да и девица всем своим видом показывала, что готова к разврату, оттого инспектор и не церемонился.

– Боже! – простонала Лиза в любовном экстазе, закрыв глаза и вцепившись ноготками в спину любовника.

Тот же только хрипел, добросовестно выполняя свои мужские обязанности. А несколько минут спустя, тяжело дыша, взмокшие от этой приятной работы, они лежали рядом, наслаждаясь близостью друг друга. При этом прибор Петра Ивановича, чуть было угомонившись, вскоре снова занял боевое положение. Заметившая это Лиза удивлённо округлила глаза и… бодро забралась на Копытмана, заняв позу наездницы, после чего бешеная скачка продолжилась.

Но всё же настал момент, когда оба в изнеможении снова упали на покрывало и долго лежали, глядя на теряющиеся в лазурном небе и скрипящие от гуляющего вверху ветра кроны сосен. Пётр Иванович лениво отгонял комаров от своего разгорячённого тела, а Лиза вздыхала, прикрыв глаза. И первой нарушила молчание.

– Вы у меня, Пётр Иванович, не первый мужчина, я этого не скрываю, тем паче в наш просвещённый век кичиться своей девственностью сформировавшейся девушке по меньшей мере глупо. Да, у меня были мужчины, – с намёком на вызов сказала она и тут же, томно взглянув на любовника, закончила: – Однако сегодня я получила ни с чем несравнимые ощущения.

– Что ж, сударыня, я рад, что сумел доставить вам удовольствие. Впрочем, как и вы мне, – улыбнулся инспектор.

Копытман потянулся к корзинке, наощупь извлёк из её недр огурец и смачно захрустел.

– Пётр Иванович, а идёмте купаться! – предложила перевернувшаяся на живот Лизонька.

И тут же, вскочив, с визгом ринулась к воде, а Копытман, глядя ей вслед, залюбовался совершенными формами своей возлюбленной. Хотя, возможно, по меркам XXI века судейская дочка была чуть полновата в бёдрах и грудь слегка великовата, но талия из-за постоянного ношения корсета была поистине осиной. Ещё немного полюбовавшись, он тоже кинулся в освежающую прохладу.

Потом они снова лежали на покрывале, и Копытман водил пальчиком по соблазнительным изгибам женского тела, особое внимание уделяя коричневатым, затвердевшим соскам.

Что тут скажешь, снадобье Фомича вновь напомнило о себе, и они в третий раз совершили коитус, а затем снова лежали в сладкой неге, подставив тела послеполуденному солнцу. Отдышавшись, извлекли из корзинки съестные припасы, включая бутылку красного вина. А когда щёчки девушки раскраснелись, Пётр Иванович решился преподнести судейской дочке подарок, доселе скрываемый. Дело в том, что, памятуя о своём подарке Муравьёвой-Афинской, он и Лизоньке также задумал приобрести какую-нибудь безделушку из разряда тех, которые сводят дамское сословие с ума. В той же лавке у Мойши приглядел за 28 рублей серьги с маленькими бриллиантами, игравшими на свету всеми цветами радуги, которые теперь извлёк для объекта своего воздыхания.

– Боже мой, какая прелесть! – ахнула Елизавета Кузьминична, принимая подарок. – Неужели это мне?!

– Так точно-с! – словоерснул в чувствах Копытман, сам зардевшийся не хуже барышни.

– Но что за повод? Как мне объяснить это папеньке? Тем паче он и не догадывается, что мы с вами проводим сегодня день вместе.

– Повод… Нужен ли повод, чтобы рассказать о моих к вам чувствах? Поверьте, сделать вам подарок мне весьма приятно. А папеньке своему… просто не показывайте эту безделицу.

– Но как же я смогу выходить с этими серьгами в свет? Они достойны того, чтобы их все видели.

– Хм, действительно, это я как-то не подумал… Ну, тогда скажите папеньке, что это моя небольшая благодарность за понесённые вами в отношении меня материальные расходы. А встретились мы случайно, когда я как раз возвращался с купленным аккурат для вас подарком из ювелирной лавки. Думаю, Кузьма Аникеевич не будет против такого объяснения и не отправится в лавку проверять, действительно ли украшение было куплено нынче утром.

– Ой… Так у вас же денег не было! – запоздало опомнилась Лизавета.

– Так я вашему папеньке уже рассказывал, что некий инкогнито подсунул мне под дверь конверт с деньгами. Что-то я уже успел потратить, а на оставшиеся решил и вам подарок сделать.

– А вы хитрец, – лукаво улыбнулась Лиза. – Кстати, ваше высоко…

– Лиза, давайте без высокоблагородий, достаточно того, что мы с вами на «вы», хотя и это, как по мне, после сегодняшних событий кажется пережитком. Так что вы хотели мне сказать?

– Пётр Иванович, вы обо мне уже многое знаете, я же о вашей жизни имею лишь весьма общее представление. Понимаю, что ваше положение по службе, может, не предполагает таких подробностей…

– То есть вы хотите узнать обо мне побольше, – констатировал Копытман, сдерживая улыбку. – Что ж, тогда слушайте…

Он подумал, отчего бы не похулиганить, всё одно Лиза ему не поверит, да и самому не помешало бы освежить свои знания о прошлом… То есть о будущем, совсем уже во временах запутался.

– Родился я в семье потомственного налогового инспектора в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году, Москва как раз принимала Олимпийские игры. Но я родился в Ленинграде, так тогда назывался Санкт-Петербург… Почему так и в честь кого переименовали город, хотели вы спросить? В одна тысяча девятьсот семнадцатом году случилась рабоче-крестьянская, или, скорее, большевистская, по названию победившей партии, революция, спонсируемая немецкими и американскими врагами царского режима. Императора Николая II вместе с семьёй большевики расстреляли год спустя в подвале одного из домов Екатеринбурга. Так вот, революцию возглавил некто Владимир Ульянов, взявший себе псевдоним Ленин, отсюда и название – Ленинград. После революции случилась гражданская война между сторонниками старого и нового режимов, в которой большевики сумели устоять, а страна, объединившая в итоге шестнадцать республик, получила новое название – Союз Советских Социалистических Республик. Для удобства обычно использовалась аббревиатура СССР. Столицу снова перенесли в Москву… Возвращаясь к моей персоне… Учился я в обычной ленинградской школе, правда, заканчивал я её уже в Санкт-Петербурге. СССР развалился в 1991 году, тут свою роль сыграли и прогнивший социалистический строй, и происки западных империалистов, но в итоге бывшие советские республики Украина, Белоруссия и прочие, включая Закавказские и Среднеазиатские, обрели самостоятельность, Россия также стала самостоятельным государством, хотя и чуть меньшего размера. Тут же городам стали возвращать прежние названия, Николая II с семейством возвели в ранг святых, и если в СССР твердили, что Бога нет, то теперь первые лица государства стали завсегдатаями церковных праздников. Храмов, к слову, понастроили немало, тогда как после революции их переоборудовали под клубы, МТС или вовсе взрывали… Простите, Лизонька, снова ухожу в сторону. В общем, школу я закончил почти отличником, с одной четвёркой, затем закончил Санкт-Петербургский филиал Финансового университета и поступил на государственную службу. Во время поездки в Выборг в финансовой отчётности местного предпринимателя нашёл кое-какие нестыковки, за что меня попытались физически устранить. Но я сумел сбежать, плутал по лесу, ночь провёл в каком-то овраге, а утром вышел на Симбирский тракт, каким-то чудом переместившись почти на двести лет назад и за тысячи километров от Выборга. А затем встретил вас, сударыня, и с первого взгляда понял, что пропал. И кстати, в прошлой жизни я так и не успел связать себя узами брака. Теперь же с такой особой, как вы, уважаемая Елизавета Кузьминична, с радостью пойду под венец.