Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

«Да, – прикинул Копытман, – а этот бал, пожалуй, будет попышнее, нежели тот, который градоначальник устроил на день рождения своей супруги».

Гости тем временем подходили. Среди гражданского и чиновничьего люда, одетого всё больше во фраки, метались яркими, но редкими пятнами гусары, дамы же и вовсе, похоже, решили устроить состязание, у кого пышнее наряд да богаче драгоценности, отражавшие свет сотен, а может, и тысяч восковых свечей, большинство которых были сосредоточены в трёх огромных люстрах, в ряд свисавших с потолка, причём свет намного усиливался, проходя сквозь призму хрустальных подвесок. Но даже такое освещение инспектор ослепительным не назвал бы. Свечи есть свечи, с электрическими лампами им, увы, не соперничать.

Среди приглашённых Пётр Иванович заметил знакомые лица, в частности мелькнул управляющий богадельней Козырьков. При виде инспектора он нервно улыбнулся и как-то неожиданно ужался в размерах, пытаясь одновременно затеряться в толпе, на что Пётр Иванович только снисходительно хмыкнул. Муравьёв-Афинский с супругой и дочерьми тоже присутствовали. Увидев инспектора, обряженный в парадный мундир с голубой лентой через плечо и орденами городничий тут же кинулся к гостю, звеня шпорами ботфорт.

– Рад, Пётр Иванович, весьма рад видеть вас на нашем балу, – отпуская гостя из своих объятий, прогудел городничий и сразу стал серьёзен. – А у нас событие! Ой, какое у нас событие!

– Что-то случилось? – напрягся Копытман.

Антон Филиппович оглянулся и чуть не плачущим голосом пожаловался:

– Гусак нынче сбежал, вместе со своими компаньонами.

– Как же так?! – всплеснул руками Пётр Иванович.

– Да вот так! Не уследили. Оказалось, сообщник у них на воле был, он-то всё и провернул. Причём тать этакий, как всё хитро устроил… Окно-то с решёткой у этих выходило на другую сторону участка, и там каждые четверть часа проходил караульный. Так подельник подгадал момент, подогнал повозку, запряжённую парой жеребцов, а колёса повозки и копыта лошадей были обмотаны тряпками, чтобы по мостовой не греметь. После чего крюк подцепил к решётке, дал жеребцам кнута, те рванули и вынесли решётку с мясом. Ну эти вахлаки тут же вылезли, пока караульный на шум подбежал, они уже в повозке были, да ещё смеялись и что-то обидное кричали. Так и скрылись бесследно в ночи. Таперича уж и не поймаешь. – Городничий обречённо вздохнул. После чего резко переменился в настроении и снова приобнял за плечи гостя: – Предлагаю не портить вечер столь мрачными мыслями. Смею заметить, мой друг, вы нынче замечательно выглядите. Уверен, сегодня вы снова будете у дам иметь успех.

– Вы мне льстите, Антон Филиппович!

Инспектор заставил себя улыбнуться, после чего обратил внимание на стоявших чуть в отдалении благоухающую ядрёным парфюмом супругу градоначальника и его дочерей. Поцеловав им поочерёдно ручки, в свою очередь услышал от Татьяны Леопольдовны комплимент в свой адрес и не замедлил с ответом:

– Сударыня, ваша красота буквально сбивает с ног! А ваши дочери сегодня выглядят просто обольстительно, уверен, и вы, и они этим вечером будете блистать.

Девушки не могли скрыть своего смущения, да и мамаша слегка зарделась, ответив собеседнику благодарной улыбкой.

Подошёл предводитель уездного дворянства Ковыль со своей чахоточной женой. Его маслянистые глазки источали крайнюю степень дружелюбия, и он с минуту выражал радость от появления инспектора на благотворительном мероприятии. А вот и Мухины – судья и скромно потупившая глаза, блеск которых, однако, скрыть было невозможно, Лизонька. Стояли в стороне. Но было видно, что появление Петра Ивановича заприметили. Девушка выглядела прелестно! Открытые шея и плечи – как, впрочем, и у всех присутствующих здесь дам, – белоснежное платье, такие же белоснежные перчатки выше локтя, с запястья правой руки на витом изумрудного цвета шнурке свешивался сложенный веер, который вскоре при назревающей духоте обязательно понадобится. Тонкую шейку девушки украшало изящное ожерелье, в ушках же сверкали те самые серьги, что во время путешествия на остров подарил ей Пётр Иванович.

Копытман, извинившись перед городничим и его семейством, двинулся в сторону Мухиных. Пожал руку судье, поцеловал ручку зардевшейся Лизе, сопроводив действо лестными эпитетами в её адрес.

– Сударь, признаться, я был крайне удивлён, увидев на дочери эти украшения. – Кузьма Аникеевич покосился на нежно порозовевшее ушко Лизоньки. – Особенно услышав, что подарок от вас, человека, ещё недавно самого нуждавшегося в деньгах. Впрочем, вспомнив ваш рассказ о якобы подброшенных деньгах, – судья заговорщически понизил голос, – я понял, что вы и впрямь в порыве чувств способны были на подобный geste noble [16] Благородный жест ( фр. ). .

Гости собрались, и распорядитель бала – шоуменом на party выступал толстый дядька с мощными бакенбардами – во всеуслышание заявил, что вечер начинается не с полонеза, а с вальса, и махнул дирижёру, мол, начинайте.

– Позвольте? – щёлкнул каблуками Копытман.

– Папенька, вы не будете против? – посмотрела на отца Лиза.

– Отчего же, – благосклонно улыбнулся Мухин.

Несмотря на слишком уж намащённый паркет, на котором немудрено было поскользнуться и оконфузиться, участники вальса уверенно держались на ногах. Хорошо ещё, не все включились в танец, иначе в центре залы было бы не протолкнуться. А ещё возбуждала близость партнёрши, источавшей смесь ароматов, в которых его чуткий нос уловил нотки нежной лаванды и возбуждающего мускуса. Даже без травяного сбора бакенщика Пётр Иванович чувствовал, что готов хоть сейчас уединиться с Лизой и совершить действия сексуального характера. Однако усилием воли гнал прочь эти так не сочетающиеся с современными правилами этикета мысли.

После тура он вернул раскрасневшуюся Лизу её папеньке, поцеловал ей ручку и жестом подозвал одного из лакеев, снующих по залу с подносами в руках, на которых стояли бокалы с пузырящимся шампанским.

Объявили мазурку. Копытман машинально вполголоса продекламировал:

– Вы и «Евгения Онегина» читали?! – всплеснула руками Лиза. – Я тоже помню этот отрывок.

«А она всё же не так глупа, как я принял её поначалу, к тому же, как выясняется, и довольно начитана», – решил про себя Пётр Иванович.

– Пойдёмте же танцевать! – воскликнула Лизонька.

В этом танце наш герой был не силён, и боялся осрамиться, в чём честно признался девушке, и та, опять же с молчаливого одобрения папеньки, приняла приглашение тут же нарисовавшегося какого-то гусара – обладателя завитого чуба и напомаженных усов. Пара пристроилась аккурат за дочерьми городничего, также нашедших себе кавалеров.