Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

– Как же, наслышан о ваших театральных победах, – польстил новому знакомцу Копытман.

– О, вы преувеличиваете, я всего лишь скромный поклонник Мельпомены, – смущённо зарумянился Свидригайлов. – Кстати, третьего дня крестины моей внучки Сонечки, сын и невестка как раз у нас гостят вместе с Софьей, крестить решили в нашей церкви. Поздравить приедут родственники, соседи, а также я пригласил госпожу Мухину, как свою партнёршу по сцене.

Далее последовал поцелуй ручки этой самой Мухиной.

– Обычно незамужних дам на такие предприятия не приглашают, но, считая Елизавету Кузьминичну своим другом, я осмелился сделать такое предложение, и она не отказала. А вы могли бы составить госпоже Мухиной компанию в этой экспедиции и тоже навестить мои пенаты, для меня и моих близких это стало бы честью. А вечером мы планируем дать спектакль «Стрелы Амура» с участием моих людей. Уверяю, вам понравится.

– Отчего бы и нет, с удовольствием развеюсь. Тем более в компании Елизаветы Кузьминичны, если она, конечно, не будет против.

Стоявшая рядом Лизонька не была против, более того, одарила Петра Ивановича многозначительным взглядом, не укрывшимся от вновь зардевшегося Свидригайлова.

– Господа! – воскликнул в этот момент кто-то, только что появившийся. – Идёмте же, там начался сбор пожертвований.

Враз загомонившая толпа дружно двинулась на выход, Пётр Иванович с Лизонькой под руку шли в числе последних.

– Сударь, вы своим выступлением сегодня произвели настоящий фурор, – восхищённо глядя на спутника, произнесла девушка. – Я знала, что вы талантливы, но чтобы настолько…

– Елизавета Кузьминична, право, вы заставляете меня краснеть. Кстати, всё хотел спросить, а на что мы, собственно говоря, жертвуем?

Из объяснений Мухиной выяснилось, что благотворительные взносы идут на постройку приюта для детей-сирот, коих в N-ске и окрестностях было с избытком. Правда, строительство тянулось уже лет семь или восемь, так как с меценатами возникали сложности, в итоге и было решено пожертвования от этого благотворительного бала направить на достройку приюта.

– Что ж, дело благое, – согласился Копытман.

В большой зале сновали лакеи с подносами, на которые гости бала выкладывали ассигнации разного достоинства. Пётр Иванович также совершил пожертвование и с чувством выполненного долга взял очередной бокал шампанского. Он собирался рассказать Лизе парочку пристойных анекдотов, когда вдруг рядом нарисовался Недопейвода. Инспектор с ходу определил, что репортёр слегка подшофе. Это ж сколько шампанского стервец вылакал?!

– Позвольте, Елизавета Кузьминична, припасть к вашей ручке. Я всё, знаете ли, был в делах, делая записи о сегодняшнем мероприятии, однако наконец улучил момент, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение.

Выполнив ритуал целования благосклонно подставленной тыльной стороны ладони, Недопейвода с вызовом посмотрел на Копытмана:

– А вы, сударь, я вижу, неплохо освоились в нашем городе. Без каких-либо документов, свидетельствующих вашу личность, сумели втереться в доверие к высшим чинам N-ска. Мало того, уже и к Елизавете Кузьминичне подобрались, аки удав к беззащитной жертве.

– Осип Григорьевич, что вы себе позволяете?! – Мухина побледнела, а стоявшие поблизости зеваки тут же навострили уши.

– И в самом деле, последили бы вы, сударь, за своим языком, – нахмурился Копытман.

– А то что? Напишите письмо господину Бенкендорфу и он сошлёт меня на каторгу? А может, вы с ним и незнакомы вовсе, а так, лишь прикидываетесь большим столичным чиновником?

– Сударь, вы пьяны, – вновь попробовал осадить его Пётр Иванович.

– Я-то, может, и пьян, а вот вы, ваше высо-ко-бла-го-родие, – слегка заплетающимся языком всё-таки выговорил длинное слово Недопейвода, – или как вас там, вы самозванец и альфонс. А вы, сударыня, ведёте себя как профурсетка и блудница. С какой готовностью вы упали в объятия этого прохвоста!

– Что?! – одновременно выдохнули Лизонька и Пётр Иванович.

– Экий пердимонокль, – лаконично заметила подслеповато щурившаяся пожилая дама с лорнетом в руке.

– Вы негодяй! – продолжил Копытман, пока его возлюбленная приходила в себя. – Немедленно извинитесь перед Елизаветой Кузьминичной, или…

– Или – что? – нагло осклабился репортёр.

– Или я… Или я вам сейчас набью морду.

Выпалив это, раздувающий ноздри инспектор шагнул вплотную к сопернику, но тут между ними вклинился подоспевший судья.

– Господа, что тут происходит? Я что-то пропустил? – спросил он, раздвигая Недопейводу и Копытмана в стороны.

– Господин журналист оскорбил не только меня, но и вашу дочь, – пояснил Пётр Иванович, – и я потребовал от него извинений, пообещав в противном случае набить морду.

– Вот и видно, что это никакой не петербургский чиновник, а самозванец, – оборачиваясь к собравшимся, довольно объявил Недопейвода. – Будь он коллежским асессором, то вызвал бы меня на дуэль, а не размахивал кулаками, как простолюдин.

– Много чести для такого щелкопёра, как вы, Осип Григорьевич, вызывать вас на дуэль, – процедил Мухин. – Дворянину не пристало вызывать на дуэль мещанина. За оскорбление господина Копытина я упеку вас в кутузку, а за то, что вы оскорбили мою дочь…

– Плетей он у меня получит, – встрял подоспевший городничий. – Ишь, морда пьяная, чего удумал, его высокоблагородие дуэлями пугать.

Недопейвода, попавший под перекрёстный огонь сразу нескольких высокопоставленных особ, выглядел уже не таким храбрецом, как минуту назад. Но всё же попытался спасти своё лицо.

– А чем его высокоблагородие докажет своё происхождение? Словами? Так на словах я, может, прямой потомок Рюриковичей и имею полное право на царский престол.

– Что?! – взревел городничий. – Да как ты смеешь, вошь, такое говорить? Где Неплюев? Пусть немедля возьмёт наглеца под арест. Никаких дуэлей!

– Отчего же, – отчётливо прозвучал в наступившей тишине негромкий голос инспектора. – Отчего же, я вполне могу бросить вызов господину Недопейводе, дабы некоторые здесь присутствующие не сочли меня трусом. А за неимением перчаток, которые я отдал при входе лакею, вызовом послужит вот это.

И он отвесил несильную, но звонкую оплеуху, от которой и без того не очень твёрдо стоявший на ногах репортёр покачнулся. Все ахнули, а Лиза побледнела и упала бы в обморок, если бы не заботливо поддержавший её под руку отец.

– Пётр Иванович, голубчик, что вы делаете?! – всплеснул руками Муравьёв-Афинский. – Зачем вам это нужно? Вы же знаете, как его величество относится к подобного рода решению недоразумений.

– Это, Антон Филиппович, не недоразумение, это оскорбление моей невесты… Да-да, сегодня на балу я собирался официально, при её родителе, сделать Елизавете Кузьминичне предложение.