Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

– Нешто это вы и есть?! – ахнула бандерша и тут же, понизив голос, сказала: – Так ведь слухи ходят, что вы из-за судейской дочки стреляться надумали.

– «Словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам», – процитировал инспектор Высоцкого. – Так и есть, надумал, завтра на рассвете. Ладно, работайте, но учтите: жив буду – обязательно проверю работу вашего заведения.

– Так, а может, всё-таки попробуете товар? – в спину Копытману с надеждой спросила мадам Полина. – А то вдруг больше и не представится случай отведать телесных радостей.

Но ответа не дождалась, дверь за посетителем закрылась, и разочарованные девицы вернулись к прежним занятиям.

А инспектор свернул обратно на Казанскую и неторопясь дошёл до рыночной площади, с трёх сторон окружённой аккуратными двухэтажными домами красного кирпича.

С краю рыночной площади под навесом пристроилась небольшая кузница. Бородатый коренастый кузнец, чернотой и курчавостью похожий на цыгана, под навесом бодро колотил увесистым молотком по какой-то раскалённой железяке. Здесь можно было заказать или купить готовые ножи, висячие и «нутряные» замки, ключи, дверные петли и крюки, скобы к окошкам, оконницы, гвозди и, конечно, рыболовецкие крючки – как-никак река под боком, главная кормилица местного люда, хотя многие предпочитали ловить не на удилище, а сетями.

Торговые ряды встречали забредшего сюда путника самым разнообразным товаром, который только мог предложить уездный городишко, стоящий на берегу великой русской реки. От изобилия речной рыбы у инспектора натуральным образом рябило в глазах. Тут тебе и бьющая хвостом свежая стерлядь в бочках, и вяленая чехонь, и сушёная вобла, и копчёная щука… Рядами лежали похожие на поленья сомы, а позади одного из прилавков на металлическом крюке висела рыбина, в которой Пётр Иванович признал белугу. В ведёрках стояла икра красная, чёрная и даже белая. Причём стоила она по нынешним временам сущие копейки.

– А вот балычка севрюжного отведайте, господин хороший! – зазывал его мужик, несмотря на солнечный денёк, с треухом на голове. – Вяленый, никакого копчения, только соль, солнце и ветер. И ни одна муха на рыбку не села за эти два дня.

– И что, впрямь хорош балычок?

– Да вы попробуйте, я вам сейчас кусочек отрежу. Ум отъешьте!

– Ум отъем? – хмыкнул инспектор. – Ну ладно, давай попробуем.

Балык и впрямь оказался знатным, и Копытман хоть и не собирался, но всё же купил с полкило севрюжьей спинки, которые ему завернули в вощёную бумагу.

– А вот раки, только сварила, кому раков! – Это уже зазывала толстая тётка по соседству и тоже предложила инспектору отведать свой товар, сунув ему в руки крупного красного рака с расковырянной клешнёй.

Слегка подсоленное рачье мясо буквально таяло на языке, и здесь Пётр Иванович не удержался, купил с десяток к ужину, подумав, что нужно угостить и Митьку. Тем более за вечер самому это не съесть, а ежели его убьют на дуэли, то деликатесы пропадут.

Лениво прогуливаясь между рядов с покупками под мышками, Копытман то и дело дегустировал предлагаемую продукцию, и не только водоплавающую, так что не прошло и получаса, как Пётр Иванович чувствовал себя, словно только что вышел из-за стола.

Миновал прилавок с развесным чаем по цене чуть ли не кокаина, чуть задержался у торговца книгопечатной продукцией, где были в большинстве своём представлены церковные книги: евангелии, апостолы, псалтири и церковные календари. Полистал «Детскую Библию» с цветными иллюстрациями. На глаза инспектору попадалась литература и иного рода. В частности песенники, сонники и письмовники.

Тут взгляд Копытмана зацепился за скромную светлую обложку, на которой темнела надпись «Ревизоръ». Ниже пояснялось, что это комедия в пяти действиях, сочинение Н. Гоголя, издание второе исправленное, отпечатанное в типографии Николая Степанова в 1841 году. То есть свежая вещица. Сторговались на четырёх рублях, хотя продавец изначально просил пять. При этом лежавшая рядом брошюрка «Славный мошенник и вор Ванька Каин» некоего Матвея Комарова продавалась всего за пять копеек и, по словам продавца, пользовалась хорошим спросом. Он и инспектору предложил её прибрести, но тот отказался.

Из Гоголя больше ничего не было. Поэма «Мёртвые души», кажется, будет издана в следующем году. В голове мелькнуло, не навестить ли Николая Васильевича, дабы попросить не сжигать второй том их. По одной из версий писатель, вернувшись со всенощной в состоянии полного душевного упадка, по ошибке сжёг беловик вместо черновиков, вот он и предупредит писателя быть осмотрительнее.

А это что за шум?

Приблизившись к небольшой толпе, Пётр Иванович увидел самый настоящий петушиный бой. Два кочета с клёкотом дубасили друг друга клювами и шпорами, в воздухе витали цветастые перья, однако сия картина, в отличие от окружающих, Петра Ивановича не вдохновила. Тем более из-за чужих спин побоище было видно не столь хорошо.

Покинув рыночную площадь, Копытман добрёл до Благовещенского собора. Немного подумав, сунул мелочь стоявшей у ограды нищенке и вошёл внутрь. Здесь в преддверии вечерней службы было пока не столь многолюдно, так что Пётр Иванович смог спокойно оглядеться. Запах ладана, святые на стенах и на образах, немолодой сухонький батюшка в сторонке, перед которым на коленях исповедовалась какая-то женщина. Пётр Иванович никогда не считал себя воцерковлённым человеком, а тут что-то проняло, аж в глазах защипало, хотя, может, это от дыма лампад.

Копытман снял очки, чтобы протереть глаза, а когда надел, то увидел перед собой давешнего батюшку. Тот внимательно смотрел в глаза новому прихожанину и чему-то молча кивал.

– Здравствуйте! – Больше Пётр Иванович не знал, что сказать.

Священник вздохнул, как обычно вздыхают мамаши над нерадивыми детьми, взял инспектора за руку и отвёл в сторонку.

– Плохое дело задумал ты, сын мой, – сказал он негромко, покачав головой.

– Вы о чём? – напрягся Копытман.

– О том, что на рассвете завтра будет.

«И сюда уже слухи дошли, – подумал Пётр Иванович. – Вот же народ, ничего не утаишь».

– Сам понимаю, что плохое, – сказал он, – но другого выхода у меня не было. Затронута честь женщины, моей невесты, и я, как честный человек, обязан был за неё вступиться. За женщину то есть, ну и за её честь тоже.

– Понимаю, хотя я на твоём месте постарался бы разрешить дело миром, – продолжал батюшка буравить его взглядом. – Ты вот что… Ты не убивай его.

– Не убивать?! Да это он скорее меня убьёт, – грустно усмехнулся инспектор.

– Не убьёт, – помотал головой собеседник. – Знаю, что живой ты останешься. А вот ты можешь его убить, но делать этого не должен. От того твоё будущее зависит, связаны вы друг с другом. А теперь ступай, мне людей исповедовать надо.