Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

Из храма Пётр Иванович выходил в смешанных чувствах. Услышанное его, с одной стороны, обрадовало, а с другой – встревожило. Конечно, приятно, что этот странный священник напророчествовал ему жизнь, а в то же время непонятно, что может после дуэли связывать его с этим неудачником Недопейводой? Другого эпитета человеку, который уступил даму сердца «залётному гастролёру», Копытман в данный момент подобрать не мог.

Ладно, решил он, нечего терзать себя догадками, лучше хорошенько выспаться перед поединком. А вот от ужина придётся отказаться. В памяти так и стояла когда-то прочитанная в Сети история о дуэли Пушкина с Дантесом, как несчастный поэт мучился от пулевого ранения в живот. Хоть и предсказал батюшка, что инспектор останется живой, но лучше перестраховаться.

Несмотря на волнения, с которыми Копытман ложился в постель, уснул он мгновенно и проспал до половины пятого утра, когда местный слуга (Митьку Копытман велел не тревожить) разбудил его осторожным стуком в дверь. Наскоро приведя себя в порядок, но не забыв побриться (если уж лежать в гробу, то чисто выбритым), сбрызнуться парфюмом и повязать на шею купленный вчера платок, Пётр Иванович критически оглядел своё отражение в зеркале и, оставшись вполне доволен своим видом, глянул на часы. Без пяти минут пять, вот-вот должен прибыть судья. Мухин не подвёл, постучал в дверь ровно в назначенное время, и они отправились в Пьяную балку.

– Лиза переживает, всю ночь не спала, глаза красные от слёз, – со вздохом говорил Кузьма Аникеевич, сам управляя коляской. – Да и я, признаться, мыслями о вас, как-то всё сложится… Дуэль, сударь, дело нешуточное, иногда люди и гибнут. Но не хочу вас пугать, гораздо чаще соперники выживают, даже раны и увечья случаются не всякий раз.

Волнение судьи, однако, второму седоку не передалось. В это роковое утро инспектор, к своему удивлению, был расслаблен и спокоен. Сам не мог понять, то ли слова священника настроили его на столь благодушный лад, то ли он за одну ночь стал фаталистом, всецело положившись на волю Божью, и тем самым смирился с ожидавшей его судьбой. Как бы там ни было, в Пьяную балку они прибыли, когда всё уже было готово к дуэли.

Надобно отметить, что своё название этот пустырь на окраине N-ска получил от того, что один из градоначальников времён Екатерины Великой устраивал здесь в летнее время пирушки, заставляя всех гостей – а их набиралось до ста человек – напиваться вусмерть. Некоторые и впрямь тут же, на травке отдавали богу душу. Об этих безобразиях прознала императрица, и градоначальник отправился в сибирскую ссылку на вечное поселение. А за балкой осталось название Пьяная, хотя многие нынешние современники Копытмана о той давней истории уже и не знали.

Недопейвода в компании куда более весёлого секунданта – давешнего гусара с напомаженными усами – прохаживался у ручья, и приезд соперника встретил мрачной улыбкой. Тут же обнаружился и Ганс Иоганнович Кнут, которому, видимо, предстояло на этом мероприятии выполнять обязанности медика. Он подошёл к прибывшим и обратился к инспектору:

– Господин Копытин, я обязан у вас спросить, так же выполняя желание Антона Филипповича, не желаете ли всё же примириться? Поверьте, это стало бы разумным выходом в сложившейся ситуации.

– Вы уже и к моему сопернику подходили с тем же вопросом?

– Подходил, – вздохнул Кнут. – Увы, он настроен решительно.

– Что ж, в таком случае это риторический вопрос, и мне ничего другого не остаётся, как скрестить с господином журналистом шпаги… Вернее, пистолеты. Кстати, можно взглянуть на оружие?

– Я прихватил из дома свой комплект дуэльных пистолетов, – сказал Мухин. – Наши визави, насколько я знаю, сделали то же самое. Выбор оружия за вами, как за обиженной стороной.

– Мне всё равно, из какой пары стреляться, – махнул рукой Копытман. – Пусть мой соперник сделает выбор.

Недопейвода выбрал свой комплект, оно и неудивительно, наверняка уже пристрелялся.

Бельгийские капсюльные пистолеты с гранёными стволами лежали в деревянной полированной коробке, проложенной изнутри бархатом по форме оружия, с маслёнками и прилагающимися к ним инструментами.

Секунданты для проформы вновь спросили у соперников, не желают ли они примириться и, получив отрицательный ответ, предложили расходиться на заранее оговорённую дистанцию в пятнадцать шагов. Расстояние уже было обозначено небольшими колышками.

– Осталось выяснить, кто первым произведёт выстрел, – потёр руки румяный гусар, для которого, казалось, дуэль стала лишь очередным развлечением, способом пощекотать нервы.

Кинули жребий, начинать выпало Недопейводе. Тот ничем своего удовлетворения не выказал. Прежде чем соперники стали напротив друг друга, Мухин, проформы ради, вновь предложил помириться. Последовал обоюдный отказ, и дуэлянты заняли свои позиции.

«Боже мой, как же близко, – с лёгкой паникой, но сохраняя видимое хладнокровие, подумал Пётр Иванович. – Да тут и слепой попадёт, не говоря уже о человеке, набившем на этом руку. И да, не забыть повернуться боком и втянуть живот… если получится».

Репортёр поднял пистолет. Копытману казалось, негодяй целит ему прямо в лоб, а в мозгу упорно бились строки из «Евгения Онегина»:

Раздался выстрел, лицо соперника скрылось за облачком порохового дыма, а в грудь инспектора словно вонзился кулак Мохаммеда Али, отчего он не удержался на ногах и, выронив пистолет, сел в траву. Он попытался вздохнуть, но сделать это оказалось почему-то невозможным.

«Я убит, – обречённо подумал инспектор. – Или по меньшей мере смертельно ранен!»

Но ему всё же удалось сделать вдох, и он поднял взгляд на подбежавших к нему Мухина и Кнута.

– Пётр Иванович, вы как? – дрогнувшим голосом спросил судья. – Он попал в вас?

– Кажется, да. Болит, вот здесь.

Он приложил ладонь к груди, с ужасом ожидая почувствовать пальцами нечто липкое и тёплое, однако ничего подобного не обнаружилось.

– Крови я не вижу, – с лёгким удивлением в голосе комментировал доктор.

Копытман скосил взгляд вниз и осторожно расстегнул рубашку. Так вот в чём дело! Лицо его непроизвольно расплылось в счастливой улыбке, а пальцы коснулись сплющенного медальона, в пробитой крышечке которого застряла сплющенная же пуля. На груди под медальоном кожа уже начинала наливаться синевой.

– Он спас мне жизнь! Вернее, ваша дочь спасла меня от неминуемой смерти!

Пётр Иванович продемонстрировал судье и доктору покорёженный талисман.

– Позвольте, знакомая вещица. – Мухин осторожно коснулся пальцем медальона.