Геннадий Марченко - Ревизор 2.0 [litres]

Вопреки ожиданиям Копытмана крепостной театр оказался не самого низкого пошиба. Да, порой доморощенные актёры переигрывали, что, в общем-то, было свойственно нынешнему театру, но в целом уровень показали достойный. Видно, Яков Венедиктович всерьёз взялся за пестование талантов. Вот что значит настоящий энтузиаст! Так Пётр Иванович и сказал хозяину усадьбы, на что тот довольно зарделся, это было заметно даже в неверном свете масляных фонарей.

После представления помещики из соседних имений разъехались, а оставшиеся гости были приглашены на чаепитие на просторной веранде. Уселись вокруг стола, на котором уже стоял трёхвёдерный суксунский самовар, и хозяин сам принялся разливать чай по фарфоровым чашкам. К чаю предлагалось несколько видов варенья, маленькие аппетитные булочки и тонкие, блестевшие топлёным маслом блины. Пётр Иванович, увидев, что здесь же стоит сметанница, зачерпнул оттуда густой сметаны, намазал её на блин, свернул его и с наслаждением отправил в рот. Блины со сметаной он любил с детства, здесь же ему довелось впервые за время нахождения в XIX веке отведать местной сметаны. Да-а, такой он ещё не едал! Копытман даже закатил от удовольствия глаза и, ничтоже сумняшеся, со сметаной уничтожил ещё парочку блинчиков.

– А мне нынче сон странный привиделся, – между тем рассказывала Агриппина Фёдоровна. – Будто на Россию идёт белый арап, а с ним войско огромное, конца-краю не видать. А арап этот росту великого, в два человеческих, и с каждого боку по здоровенной сабле висит. С самого утра думаю, к чему бы это?

– Не иначе снова с персами стакнемся, – авторитетно заявил сын хозяев Василий Яковлевич. – В этот раз я уж обязательно попрошусь на передовую, а то ведь обидно, до тридцати годков дожил, а ещё ни разу в рукопашную не ходил.

Агриппина Фёдоровна и Яков Венедиктович как-то синхронно ойкнули, тогда как супруга Свидригайлова-младшего сей пассаж мужа восприняла совершенно спокойно. Помещик, впрочем, быстро пришёл в себя и рассудительно заметил:

– Находишься ещё, тридцать лет – не возраст, уж поверь мне, старику, на слово.

– И то верно, – добавила его жена, ловко подливая гостям из самовара чай. – Куда спешить-то, детей нарожай, а потом уж можешь дурную голову хошь под пулю, хошь под саблю подставлять. А мы уж с отцом-то как-нибудь внуков вынянчим.

Агриппина Фёдоровна, как заметил Копытман, женщина была простая, не пыталась в пример мужу выглядеть начитанной и экзальтированной особой.

Между тем наступил одиннадцатый час вечера, однако никто идти спать, судя по всему, не собирался. Хозяева усадьбы, их родня и гости в лице Лизы и Петра Ивановича продолжали неторопясь чаёвничать, и инспектор находил в этом определённую прелесть. Можно было глядеть на звёзды и слушать размеренный разговор за столом под стрекотание цикад и редкий брех какой-то беспокойной псины.

– А знакомы ли вы, сударь, с историей графини Бекетовой, чьё имение находилось в сорока верстах отсюда? – вырвал его из задумчивости голос Свидригайлова.

– Бекетовой? Нет, впервые слышу.

– О, тогда вы просто обязаны выслушать эту печальную и поучительную историю, – оживился Яков Венедиктович и даже потёр руки в предвкушении свежей жертвы, так как остальные присутствующие, судя по выражению их лиц, уже знали это нравоучительное повествование.

Однако все выразили готовность вновь послушать его, видимо, рассказчик из Свидригайлова был неплохой.

– Что ж, с удовольствием, – покорно согласился Пётр Иванович и поудобнее устроился в плетёном кресле, приготовившись к долгому рассказу.

На дворе стояла октябрьская слякоть, то мерзкое время года, когда копыта лошадей с чавканьем проваливаются в жирную грязь, а застившие небо мрачные тучи редкий раз разрезает робкий луч осеннего солнца. Как раз о ту пору в храм святителя Николая Чудотворца села Клюево, что на полторы тысячи дворов, назначили нового настоятеля. Прежний отец Никодим, отслуживший в приходе почти сорок лет, в столь преклонном возрасте решил податься в монахи. Однажды утром батюшка, опираясь на такой же древний, как и он сам, посох, ушёл в Кондинский Троицкий мужской миссионерский монастырь, что в Тобольской губернии, дабы в суровом климате для укрепления веры провести остаток дней своих в уединении и молитвах. На смену ему из епархии был прислан молодой иерей, отец Иоанн.

Было ему около тридцати, но выглядел он моложе своих лет. Вероятно, оттого, что сложением был худощав, если не сказать – хрупок. Правильно вырезанное лицо его с пронзительно-голубыми глазами и пухлыми, как у девушки, губами было обрамлено небольшой русой бородкой. Поговаривали, будто родом он был довольно знатного, однако вопреки воле родителя избрал не военную службу, а духовную. Якобы прежде служил в одном из храмов под Санкт-Петербургом, однако после какой-то не очень приятной истории был сослан сюда, под надзор местной епархии.

Как бы там ни было, местные прихожане сразу возлюбили нового иерея за его добрый нрав и яростную любовь к Богу. Глаза священника горели тем неистовым огнём, который видится лишь в очах настоящих праведников, готовых положить жизнь свою за православную веру. И этим пламенем он щедро делился с прихожанами, разжигая в их душах искру слегка приугасшей за последние годы служения отцом Никодимом веры. Старушки души не чаяли в отце Иоанне, и каждый визит их в церковь заканчивался подношением корзинки со снедью, а то и гривенничек находился под тряпицей с завернутыми в неё пирожками и варёными яйцами. Впрочем, молодой батюшка после службы нередко раздавал всё это детям и калекам, облюбовавшим место на паперти и за оградой храма.

Прослышала о новом батюшке и графиня Татьяна Валерьевна Бекетова, чьё имение находилось в соседнем селе, на окраине которого стояла небольшая церквушка, где службы проводил местный протодиакон. Рядом стояла часовня, в подвале которой была фамильная усыпальница графов, где покоился и прах мужа её, Аполлона Мефодьевича Бекетова, а также его первой супруги и мамаши; оная, поговаривали, при жизни была властной женщиной, рано ставшей вдовой ввиду гибели мужа в Чесменском сражении с турецкой эскадрой Гассан-паши.

Мужа своего Татьяна Валерьевна при жизни называла Аполлошей, хотя он и был старше супруги на тридцать с лишним лет. Да, брак по расчёту, это всем очевидно, однако благодаря неравному союзу представительница старинного, но разорившегося и погрязшего в долгах рода получила в придачу к мужу неплохое имение, которым графиня стала всецело распоряжаться после кончины Аполлоши, случившейся спустя двенадцать лет бездетного брака.

Татьяна Валерьевна не была святой, возможно, даже Бекетов догадывался, что она наслаждается на стороне. Сам он только первые три года был в состоянии возлежать с женой в постели как муж, а потому, не исключено, в глубине души, обладая добрым нравом, снисходил к поведению молодой супруги. После его кончины в прошлом году в имение к очень даже симпатичной тридцатиоднолетней вдове пару раз наведывались потенциальные женихи из далеко не подлого сословия, и не такие уж и старики, закидывали удочки насчёт возможной женитьбы и, соответственно, объединения капиталов. Однако чем-то Татьяну Валерьевну они не устраивали и каждый раз получали от ворот поворот.